…Между прочим, среди спасшихся оказался и будущий победитель Ганнибала – тогда еще юный Публий Корнелий Сципион-Младший (в будущем – Африканский), бывший военным трибуном во II легионе. C наступлением темноты он, возглавив ок. 10 тысяч своих побитых соплеменников, покинул большой римский лагерь, где они скрывались от карфагенской конницы. Смельчакам повезло, они умудрились проскользнуть под носом у рыскавшей кавалерии врага и укрыться за стенами городка Канузий. Тогда вместе с ним оказались еще три военных трибуна – сын бывшего диктатора Кунктатора – Фабий Максим, Луций Публиций Бибул и Аппий Клавдий Пульхр. Вскоре в Канузии прознали о спасении отряда Варрона, отправили гонцов к нему, и римские отряды благополучно соединились. По сути дела это была хоть и небольшая, но 15-тысячная армия, а это уже была сила, готовая сражаться если не в открытом поле, то защищать крепостные стены! Если бы Ганнибал тогда знал, что из его рук ушел человек, который вскоре сможет переломить ход так удачно складывавшейся для карфагенян войны?! Но видно, судьбе было угодно, чтобы эти два человека встретились не при Каннах, а спустя 14 лет в последнем сражении «Ганнибаловой войны». Кстати, и у тяжелораненого Эмилия Павла тоже была возможность спастись подобно Варрону. (Правда, не все историки верят в «ранение» аристократического консула, которого его апологеты всячески противопоставляли безродному демагогу и авантюристу из плебейских низов Варрону!) Трибун Гней Корнелий Лентул предложил ему свою лошадь, но консул отказался «покинуть тонущий корабль» – своих легионеров, предпочтя умереть вместе с ними. На прощание он еще успел отдать свой последний приказ ошарашенному Лентулу: поскорее выбираться из этой мясорубки, немедленно скакать в Рим со страшной новостью о катастрофе на берегах Ауфида и спешно готовиться к обороне города, пока не нагрянула быстроногая вражеская кавалерия. Как рассказывали, именно смерть Эмилия Павла якобы позволит потом Варрону все свалить на… погибшего Павла! Впрочем, учитывая общую тенденциозность римской историографии к безродному демагогу, которого одного обвили в Каннской катастрофе, расставлять точки над «i» очень сложно. Тем более, что со слов известного античного историка Ливия, когда Варрон наконец вернулся в Рим, встречать его вышли люди всех сословий и… благодарили за то, что он не… бросил государство «в лихую годину»! А вот героическая смерть Павла, бившегося до последнего во вражеском окружении, скорее говорит о его большом личном мужестве, но не о полководческом даровании. Встав в один строй с рядовыми бойцами, он лишился возможности руководить боем. Впрочем, это всего лишь предположение, в котором, наверно, есть какая-то доля истины…
Принято считать, что Ганнибал потерял 5710 опытных, закаленных воинов – из них более 4 тысяч пришлось на галльскую пехоту, стоявшую в центре. В то же время кавалеристов полегло меньше всего – лишь 200 всадников. Некоторые историки увеличивают потери карфагенской армии до 8 тысяч воинов. Количество раненых должно было быть минимум вдвое больше – от 12 до 16 тысяч человек. Значит, к концу сражения в пунийской армии могло остаться чуть больше 30 тысяч солдат разной степени боеспособности.
В любом случае для Ганнибала, воевавшего вдали от родины и имевшего большие проблемы с качественным пополнением, это были серьезные потери, и он действительно мог с горечью воскликнуть: «Другой такой победы мне не надо!»
…Кстати, поскольку воевали в то время холодным оружием, то раненые умирали долго и мучительно. Особенно тяжело пришлось сотням (тысячам?) римлян, кто остался лежать на поле боя, сраженный рукой нумидийца, подрубавшего боевым тесаком коленные суставы противника. Эти бедняги еще и наутро после битвы продолжали лежать и истекать кровью. Их добивали карфагенские воины, собиравшие наутро трофейное римское оружие и доспехи…
Действия армии Ганнибала в битве при Каннах уже в древности считались высшим образцом военного искусства. Название «Канны» впоследствии стало применяться ко всякому крупному бою, приведшему к окружению и полному разгрому войск противника. Появилась даже поговорка: «Всякие Канны имеют своего Варрона!» Занимательно, еще совсем недавно – в начале ХХ века – многие военные теоретики считали Канны битвой, действия в которой следует считать образцовыми и в современных условиях.
Глава 10. «…Ты умеешь побеждать, Ганнибал; пользоваться победой ты не умеешь»
Блестящая победа пунийцев при Каннах потрясла современников. Никогда еще не происходило не только такого уничтожения целой армии, но и проделано это было меньшими силами. Одному из могущественнейших владык Средиземноморья той поры, царю Македонии Филиппу, шепотом сообщили во время Немейских игр, чьим патроном он был, что римляне сокрушены и у Македонии открываются блестящие перспективы на распространение своего влияния на Запад. Во всем мире римлян похоронили. Италия, казалось, целиком была во власти Ганнибала.
Тем не менее Рим еще не был покорен, и перед Ганнибалом снова встал вопрос: что же дальше?
…Пунийские офицеры, поздравлявшие Ганнибала с победой, советовали ему дать отдых усталым воинам. Только начальник конницы – неутомимый и прозорливый Махарбал предлагал еще вечером 2 августа, не теряя ни минуты, двинуться на Рим: «На пятый день ты будешь победителем пировать на Капитолии. Следуй за мной. Я пойду со всадниками впереди, чтобы прийти раньше, чем они узнают, что ты собираешься идти». И действительно, со все возрастающим нетерпением ожидавшие вестей о долгожданной победе римляне, собравшие невиданную ранее армию, могли быть абсолютно шокированы случившимся – очередной катастрофой! А ведь последуй Ганнибал совету своего лихого кавалерийского рубаки, римляне догадались бы об исходе сражения только лишь, начав различать в приближающихся в тучах пыли к стенам Вечного города вражеских всадников?!
Однако осторожному Ганнибалу это предложение показалось слишком смелым. «На обдумывание совета Махарбала нужно время» – такими словами ограничился пунийский полководец. «Не все, конечно, дают боги одному человеку, – дерзко бросил Махарбал. – Ты умеешь побеждать, Ганнибал; пользоваться победой ты не умеешь».
Ганнибал не нашелся, что ответить своему начальнику конницы, а лишь устало разведя руками, отдал приказ щедро накормить и напоить своих солдат и, отыскав раненых, отнести их в палатки лекарей для оказания медицинской помощи. Прослышав, что один из римских консулов убит, он приказал найти его тело и похоронить надлежащим образом, вместе с оружием и знаками отличия.
На следующий день Ганнибал вызвал Махарбала и сказал ему: «Я пошлю тебя, если хочешь, с всадниками». – «Поздно, – сокрушенно качая головой, ответил ему раздосадованный Махарбал, – они уже знают». Как и после Тразимена Ганнибал снова решил не рисковать. Задержавшись на один день с конным броском на Рим, он, возможно, спас его…
Бесстрашный кавалерийский рубака Махарбал не без оснований рассчитывал на эффект полной внезапности.
И действительно, успех мог быть только в одном случае – если не дать врагу опомниться от страшного поражения. Если так, то дорога была каждая минута! Конечно, всадники Махарбала не смогли бы даже с наскока овладеть Римом, пока нумидийская кавалерия опустошала бы окрестности города и наводила страх на его жителей, подошла бы пехота, и можно было бы приступить к штурму. Сразу после кровавого побоища у берегов Ауфида у Рима еще были большие людские ресурсы, но в тот момент он не располагал организованной армией и вряд ли мог сразу же оказать серьезное сопротивление. Тем более, что римляне были уверены, что именно эта военная кампания, на которую отправили невиданную ранее армию, должна была быть победоносной! Для горожан Рима внезапное появление под стенами их родного города победоносной вражеской кавалерии (а затем и всей неприятельской армии?!) могло быть сродни шоку, перешедшему в паралич… если не воли к сопротивлению, но, по крайней мере, власти?! А если допустить, что под стенами Рима карфагенскому полководцу могло бы сопутствовать элементарное везение?! Риск – дело великое, не так ли?!
