Однако это было далеко еще не все. Осенью побурела степь, пожелтела и заалела листва деревьев, потемнели ели, светлые воды рек и ручьев утратили свою былую весеннюю бурливость, текли маслено, сыто, лениво, как сыты и тучны были стада, отъевшиеся за лето, сыты, бодры и веселы радовавшиеся обильной мясной пище люди. Стремительно, как табун коней, напуганный какой-то опасностью, вздымая тучи пыли, под скрип телег с юртами, рев животных и воинственные крики нукеров, двигалось войско Чингиса на татар.
Ночью, накануне решающей битвы, в юрте Чингис-хана собрался совет. Еще раз объяснил Чингис своим нукерам и родичам – это не поход за добычей, не молодецкий наскок для угона татарских табунов и стад, увоза в плен татарских красавиц, поисков в тайниках татарских юрт диковинных вещей, полученных татарами от Алтан-ханов из Китая. Это битва не на жизнь, а на смерть, битва с «губителями наших дедов и отцов» – помните, как завещал Амбагай-хаган:
Мстите за меня,
Пока с пяти пальцев своих не сотрете,
Пока ногти с десяти пальцев своих не сотрете,
Пока десять пальцев своих не потеряете,
Как львы, не в силах унять свою радость,
Как мангусты, стремящиеся живым поглотить,
Как кречеты, на тень свою нападающие!
Это была битва, призванная определить судьбу великого дела, судьбу татар. С общего согласия Чингис установил такое правило для предстоящего сражения: «Если мы потесним неприятеля, не задерживаться у добычи. Ведь после окончательного разгрома неприятеля добыча эта от нас не уйдет. Сумеем,
поди, поделиться. В случае же отступления все мы обязаны немедленно возвращаться в строй и занимать свое прежнее место. Голову с плеч долой тому, кто не вернется в строй и не займет своего первоначального места!» [Сокровенное сказание, с. 123]. Тайный замысел состоял в том, чтобы полностью уничтожить татар, а не просто захватить добычу.
Жестоким сражением началось утро следующего дня в Да-лан-Намургесе, недалеко от озера Буир-Нор. Стойко бились татары, но монголам удалось потеснить их, а затем и вынудить к отступлению. Тесня татар со всех сторон, монголы достигли центра их улуса, урочища Улухуй-Шилугельчжит, и тех, кто не пал на поле брани, вынудили сдаться.
Первыми из полоненных казнили вождей татарских племен чаган-татар, алчи-татар, дутаут-татар и алухай-татар. Остальные пленники со страхом ждали своей участи.
И снова в своей уединенной юрте созвал Чингис-хан совет, на этот раз великий семейный совет, совет тех, чьих дедов и отцов погубили татары. Они должны были решить судьбу всего татарского народа. Приговор Чингиса и его родных, знатных монголов, был жесток: «Татарское племя – это исконные губители отцов и дедов наших. Истребим же их полностью, равняя ростом к тележной чеке, в отмщение и воздаяние за дедов и отцов. Дотла истребим их, а остающихся (малых детей ростом ниже тележной чеки. – Е. К.) обратим в рабство и раздарим по разным местам» [Сокровенное сказание, с. 123].
Пленные татары знали: от монголов не жди добра. Когда закончился совет, татарин Еке-Церен спросил у Бельгутая:
– На чем порешил совет?
То ли болтлив был Бельгутай, то ли самому ему страшным представлялся приговор совета, тяжко было на душе, и он проговорился:
– Решено всех вас предать мечу, равняя к концу тележной оси!
Спешно оповестил Еке-Церен своих о принятом монголами решении. И тогда татары уговорились: тем оружием, которое еще осталось, и чем попадя биться до последнего. А кто останется в живых, когда станут монголы приравнивать их по росту к концу тележной оси, пусть спрячут в рукавах ножи и режут монгольских воинов, чтобы спать им, татарам, вечным сном не на голой земле, а на подушках из вражеских тел (по «Сокровенному сказанию», с. 123–124). Так и поступили.
Сделал Чингис-хан татар «кормом своего меча» (Рашид-ад-дин), но при этом очень большие потери понесли и монголы. Однако страшное свершилось. Примерили-таки монголы татар к концам тележных осей и фактически истребили их. Повелел Чингис, рассказывает Рашид-ад-дин об этой жуткой победе монгольского хана, «произвести всеобщее избиение татар и ни одного не оставлять в живых до того предела, который определен… чтобы женщин и малых детей также перебить, а беременным рассечь утробы, дабы совершенно их уничтожить… Ни одному творению не было возможности оказать покровительство тому племени, или скрыть кого-нибудь из них, или даже нескольким из них, кои уцелели от истребления, обнаружиться или объявиться» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 1, с. 106]. Лишь немногие уцелели – дети и близкие жен-татарок знатных монголов – кто убежал, а кто был обращен в рабство. Брат Чингиса Хасар ради любви к жене своей – татарке – из данной ему на истребление тысячи убил только пятьсот человек. Чингис впоследствии припомнил ему этот «проступок». В фильме «Чингис-хан», выпущенном в КНР, Чингис-хан плачет, истребляя татар, жалко, мол, да иначе не могу. Но это крокодиловы слезы. Татары были истреблены хладнокровно и расчетливо, с намерением запугать и других.
Так погибло племя татар, еще до возвышения монголов давшее свое имя в качестве нарицательного всем татаро-монгольским племенам. И когда в далеких аулах и селениях на западе через двадцать-тридцать лет после той резни раздавались тревожные крики: «Татары!» – мало было среди надвигающихся завоевателей настоящих татар, осталось лишь их грозное имя, а сами они давно лежали в земле родного улуса, порубленные монгольскими мечами.
Знали это и те европейские современники, которые сравнительно неплохо были осведомлены о Монголии и о ее прошлом. Рубрук писал: «Чингис повсюду посылал вперед татар, и отсюда распространилось их имя, так как они везде кричали: «Вот идут татары!» Но в недавних частых войнах почти все они были перебиты» [Путешествия, с. 116]. И хотя Рубрук путал события – татары были истреблены ранее в междоусобных войнах татаро-монголов, – он писал правду: истинных татар в монгольском войске, нахлынувшем в Восточную Европу, было очень немного.
По тому, как приняли смерть татары, Чингис-хан понял, что кто-то проговорился о решении истребить их. Когда было выяснено, что тайну разгласил Бельгутай, его надолго лишили права участвовать в заседаниях совета:
– Из-за того, что Бельгутай рассказал о решении Великого совета нашего рода, погибло много наших воинов. С этого времени пусть Бельгутай не входит в Великий совет! Пусть он охраняет нас снаружи до тех пор, пока не окончится совет! Пусть он судит всех воров и лжецов! Когда совет окончится и питье будет выпито, только после этого Бельгутай и все остальные могут войти!
Тогда же произошла и следующая история. Чингис взял себе в наложницы татарскую красавицу Есуган-хатун. Есуган нравилась ему и была у него в милости. Как-то Есуган сказала Чингису:
– Хаган может почтить и меня своим попечением и сделать настоящей ханшей, если будет на то его хаганская милость. Но ведь более меня достойна быть ханшей моя старшая сестра по имени Есуй. Она только что просватана. Куда ей деваться теперь, при настоящей-то суматохе?
– Если твоя сестра еще краше, чем ты, то я велю ее сыскать. Но уступишь ли ты ей место, когда она явится?
