Сведения о жизни монголов в XII в. и ранее очень ограниченны. Но если нам не удастся заглянуть попристальней в XII в., давайте посмотрим на жизнь монголов первой половины XIII в. глазами их современников: даосского монаха Чан Чуня, у которого Чингис пытался заручиться рецептом бессмертия, сунских дипломатов Чжао Хуна, Пэн Да-я, Сюй Тина и Чжан Дэхоя, посланца папы Иннокентия IV францисканского монаха, итальянца Плано Карпини, еще одного монаха-минорита, фламандца Гильома Рубрука, посланного к монголам французским королем Людовиком IX, перса Ата-Малика Джувей– ни, приехавшего в столицу монголов со своим отцом на выборы нового хана, наконец знаменитого венецианца Марко Поло.
Все эти люди, посетившие Монголию (Чан Чунь в 1220–1224 гг., Чжао Хун в 1221 г., Пэн Да-я в 1233 г., Сюй Тин в 1235–1236 гг., Плано Карпини в 1246–1247 гг., Чжан Дэхой в 1248 г., Гильом Рубрук в 1253–1255 гг., Ата-Малик Джувейни в 1251 г. и Марко Поло в 1274 г.), описали ее в период могущества и расцвета, и тем не менее только они и те их современники, которые описывали монголов с чужих слов или столкнулись с ними как с завоевателями, увидели эту страну во многом и такой, какой она была в юные годы Темучжина.
Для всех них – китайского даоса и китайских дипломатов, европейских монахов и венецианского купца, сына персидского царедворца из Хорасана – это был новый мир, «народ безвестный и чужой». О нем они стремились поведать своему миру, каждый по-своему, но одинаково убеждая, как Плано Карпини, «верить тому, что мы пишем для вашей пользы и предосторожности, вы должны верить тем безопаснее, что мы или сами видели все своими глазами, странствуя одинаково у них и вместе с ними… или пробыв в их среде» [Путешествия, с. 24].
Монголия поражала воображение приехавших в страну чужеземцев. «Куда бы взор ни достигал, – писал Чан Чунь, – не видно конца горам и рекам; ветер и туман беспрерывны, и реки вечно текут. Для чего Творец, образуя вселенную, в этих странах повелел людям пасти коней и коров?» [Си юй цзи, с. 289]. «Дом татар и место их происхождения и рождения, – писал Джувейни, – гигантская долина, размеры которой составляют семь или восемь месяцев пути как в длину, так и в ширину. На востоке она граничит с землей Китай, на западе – со страной уйгуров, на севере – с киргизами и рекой Селенгой и на юге – с тангутами и тибетцами» [Джувейни, I, 21–22].
Соседи делили монголов на лесных и степных, а также на белых, черных, или диких. Северные районы обитания монгольских племен – Восточные Саяны, хребет Танну-Ола и Южный Алтай – заселяли так называемые лесные племена. Занимались они охотой и рыболовством, жили в легких шалашах из коры березы и других деревьев, приручали диких животных, в особенности марала-изюбря и косулю, мясом и молоком которых они питались. На маралов-изюбрей навьючивали они и свой нехитрый скарб, когда, блуждая по лесам, перебирались с места на место. Использовали они также и лошадей. Зимой охотились и передвигались по лесу на лыжах. Одежды шили из шкур животных. Особенно много били они соболей и белок, мехом которых славились их края. «Лесными» по образу жизни и способу ведения хозяйства были и многие монголы северных районов Монголии, пока не перешли на кочевое хозяйство.
В юные годы Темучжина верховья Онона, Керулена и Толы представляли собой еще лесистую горную местность. Но уже в это время лесные племена жили на далеких северных окраинах и не играли сколько-нибудь существенной роли в бурных событиях второй половины XII в. Эти события назревали и развивались в обширных степях, где жили степные племена, основная масса татаро-монгольских племен, занимавшихся кочевым скотоводческим хозяйством.
Китайцы делили татаро-монголов на белых и черных, или диких. Белые татары (онгуты) кочевали вдоль Великой Китайской стены. Они были белыми потому, что в наибольшей степени восприняли достижения китайской цивилизации. Черные татаро-монголы жили в глубинных районах Монголии. Чжао Хун писал: «Так называемые дикие татары весьма бедны да еще примитивны, не обладают никакими способностями. Они только и знают, что скакать на лошадях вслед за всеми другими» [Полное описание, с. 48]. «Нынешний император Чингис, а также все его полководцы, министры и сановники являются черными татарами» [там же, с. 49].
Путешественников, особенно европейцев, поражал внешний облик монголов. «Внешний вид лиц, – писал Плано Карпини, – отличается от всех других людей. Именно: между глазами и между щеками они шире, чем у других людей, щеки же очень выдаются от скул, нос у них плоский и небольшой, глаза маленькие, и ресницы приподняты до бровей. В поясе они в общем тонки, за исключением некоторых, и притом немногих, росту почти все невысокого. Борода у всех почти вырастает очень маленькая, все же у некоторых на верхней губе и на бороде есть небольшие волосы, которые они отнюдь не стригут… Из… волос они составляют две косы и завязывают их каждую за ухом. Ноги у них тоже небольшие» [Путешествия, с. 26].
Альберик (умер в 1241 г.) сообщал: «…голова у них большая, шея короткая, весьма широкая грудь, большие руки, маленькие ноги, и сила у них удивительная. У них нет веры, они ничего не боятся, ни во что не верят, ничему не поклоняются, а король их называется королем всех королей» [там же, с. 4]. По словам армянского автора, «они были широкоплечие, с мускулистыми руками, большеголовые, с гладкими и взъерошенными волосами, узкоглазые, широколобые, плосконосые и редкобородые. Их отношение к людям было беспощаднее, чем у зверей, а их настоящее имя было хара-татар» [Армянские источники, с. 44]. «Татары, – писал Чжао Хун, – в большинстве случаев не очень высоки ростом. Самые высокие не превышают пяти чи и двух-трех цуней Среди них нет также полных и толстых. Лица у них широкие и скулы большие. Глаза без верхних ресниц. Борода весьма редкая. Внешность довольно некрасивая» [Полное описание, с. 48]. Рост монголов, таким образом, по Чжао Хуну, примерно 162–165 см.
Стоит особо сказать о мужской прическе древних монголов. «Бреют голову, оставляя три чуба… когда передний немного отрастает, его подстригают, а два боковых связывают в маленькие пучки и спускают на плечи» [там же, с. 75]. Чань Чунь писал: «Мужчины связывают волосы и свешивают до ушей». Другой китайский источник сообщал: «Сбривают круг на самой макушке. Остающиеся спереди волосы коротко подстрижены и свисают в беспорядке, но волосы по обе стороны [головы] отделяют и связывают в два узла. [Они] свисают до одежды слева и справа… Некоторые соединяют и заплетают [волосы слева и справа] в одну косу, и она прямо свисает сзади поверх одежды». В «Коре са» («Истории государства Коре») прическа монголов описана так: «У монголов обычай сбривать макушку до лба» [там же, с. 76].
Н.Ц. Мункуев, сообщая, что волосы, свисающие на лоб, назывались кегюль, а пучки с двух сторон головы – шибильгер, полагает, что такой тип прически, которую носили древние монголы-мужчины, идет от «обитателей древней Сибири» [там же, с. 186]. Между тем это не совсем так. Может быть, какие-нибудь народы Сибири и носили такую прическу, особенно в послекиданьское время, но монголы свою прическу явно получили от киданей Хорошо известно, что именно эту прическу, именовавшуюся по-китайски «туфа», – бритая верхняя часть головы и затылок, оставленные челка и две косицы по бокам, часто с висков, – носили кидани. Имеется немало изображений киданей с такой прической, особенно из гробниц киданьских императоров, т. е. изображений из первых рук, выполненных, кстати, в цвете. Этот же тип прически был заимствован от киданей тангутами Си Ся и введен в 1036 г. тангутским императором Юань-хао как государственный тип прически. Мы можем с уверенностью сказать, что и монголы заимствовали прическу от киданей. Модификации с косой – это уже чжурч-жэньское влияние, ибо косу носили мужчины-чжурчжэни, позже их потомки маньчжуры и по приказу маньчжуров при династии Цин и «все китайцы. Единообразие прически имело государственное значение, ибо ее ношение означало подчинение и лояльность властям. Если монголы и не носили туфу до объединения Монголии, то можно почти определенно считать, что туфа была введена Чингис-ханом как акт унификации, акт подчинения и объединения страны.
