Эти чувства в равной степени относятся и к последствиям Второй мировой войны, и к большинству других народов Восточной Европы.
Другая проблема, связанная с постоянным повторением национальных мифов, состоит в том, что они неизбежно перемешиваются с полуправдой и даже откровенной ложью, и зачастую невозможно их разъединить. Для людей, чувствующих себя пострадавшими, важно не фактическое содержание рассказов, а эмоциональный отклик. Почти каждая цифра статистики, приведенная в этой книге, оспаривается той или иной национальной группой. Например, организации немецких переселенцев по-прежнему утверждают, что в ходе депортаций из Восточной Европы были с особой жестокостью убиты два миллиона немцев, в то время как даже один взгляд на государственную статистику, цифры которой, по их утверждениям, они цитируют, указывает на грубое искажение фактов. Такие слова, как «холокост» и «геноцид», произносятся без всякого понимания их реального значения, а польские тюремные лагеря вроде Ламбиновице и Шветохловице заклеймены как «лагеря уничтожения», будто сотни умерших в них людей могут сравниться с миллионами тех, тела которых были сброшены в печи Собибора, Бельцека и Треблинки.
Конкурирующие национальные группировки по всей Европе регулярно пропагандируют собственную статистику и клевещут на цифры своих соперников, мало думая о реальности. Так, общепринятая цифра 60–90 тысяч поляков, убитых украинскими националистами во время войны, часто игнорируется «историками» с обеих сторон: поляки умножают эту цифру на пять, украинцы на пять делят. Аналогично сербы всегда исторически раздували численность своих граждан, погибших во время войны, до 700 тысяч человек, хорваты так же раздувают число своих убитых югославским государством после войны. Политические группировки на Западе в равной степени охотно используют фиктивную статистику. Десятилетиями французские правые рассказывали истории о 105 тысячах сторонников режима Виши, хладнокровно убитых бойцами Сопротивления после войны. Принятая в настоящее время цифра – несколько тысяч. Эти фальшивые показатели настолько распространены, что даже серьезные историки периодически повторяют их, тем самым пропагандируя их еще больше.
Подобная ситуация коварна в том смысле, что мифы и цифры начинают просачиваться в общепринятые взгляды. С конца XX в. вся Европа переживает заметный сдвиг вправо, и крайне правые группировки добиваются большего влияния, чем в любой период со времен Второй мировой войны. Они пытаются переложить бремя вины с нацистов и фашистов, запустивших машину зверств и ответных мер, на своих левых противников. Но когда крайне правые начинают проталкивать свой особый взгляд на историю, следует быть осторожными, как и с коммунистами, когда они проделывают то же самое.
Пример того, как история подверглась манипулированию ради политической выгоды, произошел в Италии в 2005 г., когда правительство объявило о праздновании совершенно нового Дня памяти. События, которые правительство решило отметить, произошли в 1945 г., когда пограничные земли на северо-востоке страны захватили югославские партизаны. В ходе неистовых этнических чисток, схожих с теми, которые проходили в других регионах Югославии, тысячи итальянцев – гражданских лиц были зверски убиты или брошены живыми в глубокие пропасти. В ознаменование 60-й годовщины и годовщины договора, по которому этот северо-восточный район страны отошел к Югославии, власти планировали устроить ряд памятных церемоний. Одна из этих них прошла в Триесте недалеко от границы – места совершения югославами части этих зверств. На церемонии присутствовал министр иностранных дел Джанфранко Фини, политическая партия которого – Национальный союз – стала преемницей послевоенного неофашистского движения.
В речи, произнесенной в официальный День памяти, премьер-министр Италии Сильвио Берлускони сказал своим соотечественникам: «Если мы посмотрим назад в двадцатый век, увидим страницы истории, которые предпочли бы забыть. Но мы не можем и не должны забывать». Однако, ссылаясь таким образом на историю, правительство Италии чрезвычайно разборчиво отнеслось к тому, что следует помнить. Тысячи итальянцев действительно были зверски убиты югославскими партизанами в 1945 г., но стоит заглянуть на четыре года раньше, и становится понятно, что не югославы или коммунисты запустили этот процесс. Ими были итальянские фашисты, которые первыми вторглись в Югославию, первыми совершили злодеяния и привели к власти усташей – один из самых отвратительных режимов в послевоенной Европе.
Словом, торжественная церемония не имела никакого отношения к «истории». Зато приобрела большое политическое значение. В то время как Италия становилась все более восприимчивой к иммиграции из Восточной Европы, это устраивало итальянских националистов, давая им возможность выставить своих славянских соседей злодеями – больше чем попытка очернить иностранцев. Событие, случившееся спустя едва неделю после международного празднования освобождения Освенцима, явилось спланированной попыткой обеспечить Италии собственный доморощенный холокост. Итальянцы изображали себя жертвами, а своих ближайших соседей – вершителями зверств. Не менее важно, по мнению Джанфранко Фини, сомнение в отношении традиционного акцента на том, что итальянский народ – жертва зверств
фашистов. Злодеями на этой памятной церемонии были не правые, а левые. Хитрый способ снять вину за события далекого прошлого с предшественников Джанфранко Фини – итальянских фашистов.
Некоторые историки предположили, что ненависть и соперничество между конкурирующими национальными и политическими группировками в Европе будет существовать до тех пор, пока мы отмечаем события войны и непосредственно послевоенного периода. Памятная церемония в 2005 г., безусловно, не способствовала развитию дружеских отношений с северо-восточными соседями Италии. Возможно, известный афоризм Джорджа Сантаяны – «те, кто не помнит прошлое, обречены повторять его» – следует переиначить: именно
потому чтомы помним прошлое, мы обречены повторять его. На эту мысль, вероятно, наводит гнетущее повторное появление национальной ненависти в разных странах за последние два десятилетия.
Однако если бы я действительно полагал, что память о былом – причина неиссякающей ненависти, то никогда не написал бы эту книгу. Ворошить старые угли войны, повторять рассказы – источник столь многих противоречий крайне безответственно. Следуя логике данного аргумента, об этом периоде вообще не должно быть ни книг, ни газетных статей, ни художественных или документальных фильмов – передача рассказов из поколения в поколение превращается лишь в порочный круг. Почитание памяти и сама память становится грехом. Единственная эффективная линия поведения – намеренное забвение.
Но забвение – не вариант. Во-первых, события такого масштаба невозможно забыть. Усилия коммунистов вытеснить культурную память в годы холодной войны, попытки забыть прошлое привели к дальнейшему возмущению и в конечном счете опасному искажению фактов. Искаженные факты гораздо более опасны, чем реальные. Но мы не должны забывать ни те ни другие. События, создавшие мир вокруг нас и продолжающие формировать его в наши дни, важны не только для историков, но и для всех людей. Именно наша память о прошлом делает нас теми, кто мы есть, не только на национальном, но и на глубоко личном уровне.
