Но вместо возвращения в этот «рай» они оказались «согнанными в лагеря, и во многих случаях… оказались в условиях худших, чем до освобождения». Хуже того, долгое бездействие дало им возможность поразмыслить над тем, что рай, о котором они грезили, больше не существует: в развалинах, их окружавших, они видели только «свои разбитые надежды на лучшее будущее».
Наблюдения Марты Корвин получили подтверждение благодаря крупномасштабным исследованиям, проведенным международными гуманитарными организациями. В июне 1945 г. межсоюзническая группа по проведению психологических исследований под руководством UNRRA составила доклад об умонастроениях перемещенных лиц. В нем отмечено, что многие перемещенные лица далеко не рады своей свободе, а испытывают просто чувство горечи и раздражение. Благодарности, которую ожидали от них солдаты союзнических армий, не последовало, вместо этого – «повышенное беспокойство», «полная апатия», «утрата инициативы» и «огромная угрюмая подозрительность… ко всякой власти». Действительно, многие перемещенные лица стали невероятно циничными, и «ничто, сделанное даже теми людьми, которые хотят помочь, они не считают ненаигранным, искренним». Такое отношение некоторые офицеры армий союзников начали называть «комплексом освобождения».
Нельзя сказать, что армии союзников не повинны в формировании этого комплекса. Несмотря на огромный прогресс, которого добился английский и американский военный персонал при оказании помощи пострадавшим в войне за предыдущие два года, большая часть армейских офицеров по-прежнему были склонна считать перемещенных лиц больше технической, нежели гуманитарной проблемой. Они видели огромные массы людей, которых необходимо регистрировать, провести санитарную обработку, одеть, накормить, распределить по национальностям, приставить к полезной работе и в итоге репатриировать. К 1945 г. все союзнические армии очень эффективно выполняли именно эту работу. Однако они не имели того, что сейчас мы назвали бы «практическим опытом». Стремясь провести перемещенных лиц через систему, они часто забывали, что имеют дело с травмированными людьми.
Гуманитарных сотрудников часто приводила в смятение бесчувственность военного персонала по отношению к перемещенным лицам. Одна английская служащая UNRRA вышла из себя, когда какой-то американский лейтенант приказал без предупреждения переселить большую группу женщин и детей. «Я ненавижу армию, – закричала она ему. – Почему бы вам не пойти и не повоевать с кем-нибудь? Почему вы суете свой нос в дела гражданских лиц, мирных людей? Они для вас – противник, вы полагаете, что можете переселять матерей с младенцами и больных людей точно так же, как вы перебрасываете роты и батареи во время войны. Почему вы не занимаетесь тем, в чем разбираетесь?»
Когда перемещенные лица изнывали от скуки или впадали в апатию, военные неизменно прибегали к жесткому авторитаризму – старались принудить их к действию. В ответ на убогие условия в лагере для перемещенных евреев в Ландсберге, например, один американский офицер предложил усилить правила гигиены «принудительными или дисциплинарными действиями». Такие офицеры, по-видимому, не понимали, что военная дисциплина, подходящая для «обламывания» новобранцев, едва ли применима к людям, пережившим холокост и приходящим в себя после нескольких лет жестокого обращения.
Точно так же после ряда скоропалительных инспекций лагеря для польских перемещенных лиц в Вильдфлекене в сентябре 1945 г. американские генералы приказали ввести в лагере военную дисциплину. С того момента, если какой-нибудь обитатель лагеря оказывался застигнутым за тем, что мусорит на улице, развешивает постиранные вещи между деревьями или прячет мусор по углам подвала, он подлежал немедленному тюремному заключению. Любой поляк, отказавшийся работать, подлежал аресту, а каждая женщина в лагере должна была подвергнуться немедленному осмотру на предмет наличия венерических заболеваний. Демократически избранный комитет польского лагеря подлежал роспуску, а репатриация полутора тысяч поляков каждые две недели – если нужно, с применением силы – начиналась немедленно.
Нечего и говорить, что подобные указы перемещенные лица встречали с большой обидой: после нескольких лет такого отношения к себе со стороны нацистов люди в последнюю очередь хотели его повторения. «Способность армии к работе по оказанию помощи пострадавшим, – заметил, скривившись, один из руководителей лагеря в Вильдфлекене, – едва ли можно назвать первоклассной».
ПОМОЩЬ И РЕАБИЛИТАЦИЯ
Очень быстро правительства союзников поняли, что военные организации – не самый лучший вариант для работы такого рода. По этой причине военных освободили от повседневной заботы о перемещенных лицах, переложив на новую организацию – Администрацию ООН по оказанию помощи и реабилитации, или UNRRA. Эта организация была основана в 1943 г. для координации распределения продовольствия и медицинской помощи на большей части освобожденной Европы. Сначала ее деятельность была ограничена Балканами, но к весне 1945 г. распространилась на остальную Европу, особенно на ее восток. Одной из ее самых важных задач стала координация материальной помощи беженцам и перемещенным лицам на всем континенте.
Между 1945 и 1947 гг. UNRRA заботилась о нуждах – материальных, духовных, социальных и эмоциональных – миллионов перемещенных лиц в лагерях на территории Германии, Австрии и Италии. Этика UNRRA подразумевала прежде всего понимание того, что перемещенным лицам следует предоставлять не только пищу, кров и медицинскую помощь, но и возможность для получения консультаций, образования, восстановления здоровья и даже осуществления политической деятельности. Это не просто переориентация их энергии на конструктивную цель, а надежда на то, что такая деятельность восстановит их как людей, обновив тем самым чувство собственного достоинства.
Сотрудники UNRRA приняли программу «помогать другим, чтобы они помогли себе» с искренним воодушевлением. Одной из первых в большинстве лагерей для перемещенных лиц появилась школа. Это не только обеспечило детям образование, которого они были лишены, но и дало им ощущение нормальной жизни – иногда впервые за несколько лет. Согласно армейскому отчету, составленному в апреле 1946 г., уровень посещаемости в школах для перемещенных лиц доходил до 90 %. Группы скаутов и подростковые клубы также пользовались огромной популярностью, так как уводили детей из нездоровой, агрессивной и безнравственной атмосферы, царившей в некоторых лагерях.
Перемещенным лицам содействовали в организации своих собственных церквей и религиозных групп, пытаясь приглушить самые тяжелые эксцессы, а также обеспечить деморализованным мужчинам и женщинам какую-нибудь столь необходимую им духовную поддержку. Чиновники не останавливались ни перед чем, чтобы достать газетную бумагу для того, чтобы люди могли бы издавать свои собственные газеты, которые UNRRA не подвергала цензуре. Также поощрялась культурная деятельность – концерты и театральные постановки, равно как и любое образование для взрослых. Обитатели лагерей составляли свои собственные графики обучения и даже открыли в Мюнхене университет для перемещенных лиц.
С самого начала и военная администрация союзников, и UNRRA старались поощрять самоуправление в лагерях для перемещенных лиц. В большинстве лагерей были проведены выборы, их обитатели учредили свои собственные суды и организовали полицейские отряды, в обязанности которых входило обуздание наиболее буйных элементов. Такие лагерные институты не всегда отличались абсолютной надежностью. В польском лагере Вильдфлекене, например, сотрудники UNRRA иронически отмечали, что члены совета лагеря «выступали с пламенными речами, в которых обещали задавить черный рынок, разделаться с самогонными аппаратами, кражами скота и грабежами курятников», сидя за столом, заваленным жареной говядиной, курятиной и уставленным бутылками бренди. В некоторых лагерях наметилась тревожная тенденция к образованию экстремистских, и особенно националистических, политических группировок. Но, как поняли сотрудники администрации лагерей, всегда существовала вероятность того, что контроль за преступным и экстремистским поведением сдаст свои позиции. Важно было дать перемещенным лицам что-то, чего им не хватало во время тяжелых испытаний – ощущение руководства и чувство самоуважения.
