Такие чувства испытывали не только французские мужчины, но и их собратья во всех оккупированных странах. Будучи летчиком, сражавшимся от имени свободной Франции, Сент-Экзюпери, по крайней мере, делал что-то, чтобы помочь освободить свою страну. Для тех, кто сидел дома, не имея реального способа нанести ответный удар, перенести крах оказалось труднее.
Освобождение предоставило шанс кое-что исправить. Снова взяв в руки оружие и приняв участие во вторжении в свою собственную страну, французы получили возможность реабилитировать себя как в глазах женского населения, так и всего мира. Вероятно, это та самая причина, по которой Шарль де Голль стал таким значимым символом для французов во время войны. По контрасту со слабым режимом Виши де Голль никогда не предавал свой воинственный дух и упорно отказывался склониться перед чьей-либо волей, в том числе волей своих союзников. Речи, с которыми он выступал на Би-би-си, изобиловали энергичными ссылками на «сражающуюся Францию», «гордый, храбрый и великий французский народ», «военную силу Франции» и «военные способности нашего народа». В своей речи на совещании в Алжире, в преддверии высадки союзных войск в Нормандии (6 июня 1944 г. –
Пер.), де Голль хвалился: «…действия наших великолепных войск… энтузиазм наших подразделений, готовящихся к великому сражению; дух экипажей наших кораблей; героизм наших доблестных воздушных эскадрилий; героев-мальчиков, которые сражаются в подполье без военной формы и почти без оружия, воодушевленные чистой воинской славой…»
Такие слова часто произносят полководцы, когда хотят воззвать к воинскому духу своих солдат. Но в данном случае они оправданны, поскольку резко контрастируют с пораженческим, «расслабленным» настроем, с которым режим Виши изображал военные надежды французов.
Реабилитация мужественности французов серьезно началась после высадки союзников в Нормандии в июне 1944 г., когда де Голль и его «свободные французские» войска наконец вернулись во Францию. В последующие месяцы они добились ряда военных побед. Первая – освобождение Парижа, осуществленная исключительно французскими войсками под командованием генерала Филиппа Леклерка (несмотря на попытки американцев сдерживать Леклерка, пока они организовывали более согласованное наступление американских дивизий). Вторым достижением было появление 15 августа французских войск в Провансе, которые с боями пробились к Эльзасу и в конечном счете вступили на территорию Германии, чтобы захватить Штутгарт. По пути они освободили Лион – второй по величине город Франции – опять-таки без помощи американцев. Медленно, но верно они реабилитировали себя за военную нерешительность в 1940 г.
Однако, наверное, самой большой поддержкой для французской гордости послужило образование того, чего не было у англичан и американцев – самостоятельной армии внутри самой Франции, которая поднялась на сражение с немцами изнутри. Французские силы взаимодействия (Forces Française de l’Interieur – FFI), или les fifis (птички), как их с любовью и пренебрежением называли, стали результатом объединения всех самых значительных групп французского Сопротивления под формальным командованием генерала Пьера Кенига. Летом 1944 г. они брали под свой контроль город за городом, часто сражаясь бок о бок с регулярными английскими и американскими войсками. Они освободили почти всю Юго-Западную Францию без посторонней помощи и точно так же очистили район к востоку от Лиона для войск союзников, наступающих к северу от Марселя.
Подвиги FFI дали сильный психологический толчок нравственным устоям французов, и особенно молодых людей, которые толпами вступали в FFI. Между июнем и октябрем 1944 г. ряды FFI увеличились со 100 до 400 тысяч человек. В то время как закаленные бойцы Сопротивления по привычке были склонны занимать сдержанную позицию, новые рекруты стремились выставлять напоказ свою только что обретенную мужественность. Солдаты союзнических армий часто докладывали о том, что видели, как они ходят «увешанные пулеметными лентами» или с «гранатами, висящими на поясе и плече» и «палят в воздух автоматными очередями». По словам Юлиуса Нива, майора британского королевского бронетанкового корпуса, эти молодые люди доставляли больше хлопот, чем того стоили: «Они с ревом проносятся в гражданских автомобилях, сбивая друг друга и вступая в драки со всеми, включая своих, нас и бошей (собирательное название немецких солдат у французов. –
Пер.)». Даже некоторые французские крестьяне называли их «молодыми людьми… разгуливающими со знаками отличия FFI и выдающими себя за героев». Но если они и стремились чуть больше самоутвердиться, то только потому, что, в отличие от английских и американских мужчин, на протяжении нескольких лет были лишены возможности взять в руки оружие и выступить против Германии. Теперь впервые им представился шанс сражаться должным образом, открыто – как мужчинам.
К сожалению, демонстрация мужественности имела и свою темную сторону. Внезапный прилив молодых людей в ряды Сопротивления вытеснил из них гораздо более опытных женщин-бойцов. Например, Жанна Боэк, уважаемый специалист по взрывчатым веществам в Сен-Марселен, внезапно оказалась оттесненной на второй план. «Мне было вежливо сказано забыть об этом. Женщина не должна сражаться, когда для этого есть так много мужчин. И все же я наверняка лучше знала, как обращаться с автоматом, чем масса добровольцев FFI, которые только что получили оружие». В последнюю зиму оккупации женщин постепенно вытеснили из рядов активных участников Сопротивления, а коммунистическая организация «Французские вольные стрелки и партизаны» (FTP) также издала приказ о выведении из своих рядов женщин. Это происходило по контрасту с такими странами, как Италия и Греция, где значительное число женщин продолжало сражаться с партизанами на фронте до конца войны.
Таким образом, «хорошие» женщины были отодвинуты в сторону внезапным порывом французских мужчин заново утвердить свою мужественность. С «плохими» женщинами, которые «наставляли рога» нации, поступили гораздо жестче. Непосредственно после освобождения бойцы FFI массово обрушились на этих «горизонтальных коллаборационисток». В большинстве случаев наказанием им было бритье головы, которое часто проводилось публично, чтобы максимально увеличить унижение этих женщин. После освобождения процедуры обривания головы проводились в каждом департаменте Франции.
Один офицер британской артиллерии, делясь своими впечатлениями о пребывании на севере Франции после войны, описал подобную типичную процедуру: «В Сент-Андре-д’Эшоффёр, где одни осыпали нас цветами, когда мы проходили мимо, а другие предлагали нам бутылки, на рыночной площади разыгрывалась жестокая сцена – наказание предательницы, которая, по словам людей, была «дурной женщиной». Сидя на стуле, в то время как цирюльник брил ее голову до самой макушки, она привлекала к себе внимание целой толпы зрителей, среди которых, как я узнал позже, были несколько партизан и французский офицер. Мать женщины тоже присутствовала при этом, и, когда цирюльник стриг ее дочь, она топала ногами, бушевала и гневно жестикулировала за кругом наблюдателей. Женщина была с характером, потому что, когда ее голова была уже полностью обрита, она вскочила на ноги и воскликнула: «Да здравствуют немцы!» – после чего кто-то поднял кирпич и сбил ее с ног».
