* * *
Когда мы говорим о предателях, то первая фамилия, которая приходит в голову, — это Солженицын со своею сочиненною «боевой» биографией. Она настолько несуразна, что даже известный в Интернете Гоблин недоумевает:
«Идет война, Александр Исаевич Солженицын на фронте, в рядах сражающейся армии. Непосредственно в боях, правда, не участвует, и даже к нему на фронт приезжает жена — пожить немного, подкормиться, но речь не про это. Александр Исаевич регулярно пишет письма своим товарищам в тыл. В своих письмах с фронта Александр Исаевич отважно рвет покровы: в меру собственного (безусловно, глубокого) понимания критикует действия Верховного командования и лично Сталина. Александру Исаевичу доподлинно известно, что все письма с фронта проходят через военную цензуру. Об этом знают все, данную информацию регулярно доводят до сведения солдат— не болтай, идет война. Но Александр Исаевич спокойно рвет покровы и рассылает спам с разоблачениями.
Следует отметить, что ни один из адресатов никогда не выражал никакого согласия по поводу написанного Солженицыным. Некоторые, как гражданин Симонян, впоследствии ставший главным хирургом Советской Армии, в ответных письмах выражали резкое несогласие со взглядами Солженицына. Другие, как гражданин Виткевич, вообще ничего не писали в ответ. Все они знали о том, что военную почту читает военная цензура. Все прекрасно понимали, что подобная переписка влечет за собой справедливое обвинение в антигосударственной деятельности и как следствие — совершенно заслуженную посадку в лагеря. Причем совсем не в индивидуальном порядке, а в составе группы, замкнутой на автора писем— Александра Исаевича Солженицына. И, судя по всему, им же возглавляемой. А это значит и срок совсем другой.
Таким образом, Александр Исаевич, действуя осознанно и обдуманно, добивался посадки в лагеря самого себя и группы своих товарищей (включая собственную жену), имитируя организацию контрреволюционного заговора — не спросив согласия товарищей и действуя заведомо против их воли. И добился. И не только для себя — кровавый режим дал десятку Виткевичу. Остальным «не повезло», и они остались на свободе, о чем Александр Исаевич горевал на страницах легендарного «Архипелага» и в интервью прессе.
Отсюда вопрос.
Добивающийся осуждения и посадки ни в чем не повинных товарищей спамер является:
• негодяем;
• предателем;
• великим писателем;
• совестью земли Русской».
Как Гоблину ответили, думаю, понятно, но вопрос остается — зачем Солженицын откровенно провоцировал свой арест?
Вообще-то считается, что законы лучше всего знают следователи, прокуроры и судьи. Это общепринятое заблуждение, но я о нем писать не буду. Хочу обратить ваше внимание только на то, что есть люди, которые за плохое знание законов расплачиваются гораздо дороже, чем юристы. Это преступники. Им, так сказать, профессионально, не хуже судей надо знать те статьи Уголовного кодекса, по которым они совершают преступление. И многие из преступников такими знатоками и являются. Это потом, уже осужденные, они изображают из себя пушистых овечек, которых якобы следователь заставил оклеветать себя. На самом деле они, как правило, прекрасно понимали, что они делают, и в чем была их выгода поступить так, а не иначе. И уж совершенные чудеса выдумки преступники проявляют, когда надо спасти свои поганые жизни.
* * *
Теперь вспомните (если вы читали) бестселлер А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», с которого опущенный в лагерях Солженицын, подключившись к антисталинской кампании Хрущева, начал свою карьеру клеветника. В повести главный герой Иван Денисович якобы бежал из плена и его, «глупого крестьянина», следователь заставил оговорить себя в шпионаже. Вот якобы Иван Денисович и заявил трибуналу, что он «шел с заданием» от немцев, а какое это задание, дескать, ни он, ни следователь придумать не смогли. Остается ужасаться тому, какой был произвол при Сталине.
Та же песня звучит и из уст главного героя фильма «Холодное лето 53-го», да и во многих других произведениях. Причем, исходное положение для этого вроде бы имеется: в ходе войны с фронта в лагеря попадали в основном только осужденные за шпионаж. И таких было много.
С одной стороны, такая перестраховка советских органов безопасности была вызвана принципами ведения разведки немцами. Они засылали к нам в тыл шпионов массово, надеясь, что от кого-нибудь да будет толк.
Во-вторых, информационные документы НКВД тех времен предупреждают наших контрразведчиков об исключительной изобретательности немецких разведчиков. К примеру, зная, что мы считаем, что немцев не любят евреи и цыгане, немцы к нам в тыл в качестве разведчиков забрасывали именно евреев и цыган. В качестве шпионов активно использовали коммунистов и политруков. Или сразу на нескольких фронтах было отмечено, что немцы в качестве фронтовых разведчиков используют советских подростков. Эти тогдашние «Идущие вместе» за тогдашние немецкие «сникерсы» и «баунти» легко пробирались в тыл наших войск как сироты, потерявшие родителей, собирали разведданные и сигнальными ракетами вызывали огонь немцев на наши войска. Причем, наиболее выдающиеся «подростки-демократы» успевали сходить в разведку по нескольку десятков раз, награждались немецкими конфетами и вином.
Такой сильный противник делал честь нашим контрразведчикам, и они, конечно, пытались немецких шпионов разоблачить, так сказать, «с запасом», а если реальных шпионов не было, то негодяи в органах контрразведки, прокуратуре и трибунале наверняка не гнушались дела о шпионах сфальсифицировать, хотя за это следователей наказывали шрафбатом.
Но это все же никак не объясняет, почему масса солдат и офицеров, т. е. людей мужественных по определению, соглашалась признать себя шпионами.
* * *
Чтобы понять, откуда взялись эти «невинные жертвы сталинизма», надо повнимательнее присмотреться к тогдашнему Уголовному кодексу. Дело в том, что в мирное время такое преступление, как шпионаж, по своему наказанию намного превосходило такое преступление, как дезертирство. За шпионаж могли расстрелять и расстреливали и в мирное время, а вот за дезертирство (уклонение от призыва) в худшем случае давали 5 лет. Но с началом войны ситуация изменилась — с дезертирами разговор стал очень коротким. Статья 193 «Воинские преступления» упоминает дезертиров два раза. Пункт «г» статьи 193 гласит: «Самовольная отлучка свыше суток является дезертирством и влечет за собой — лишение свободы на срок от пяти до десяти лет, а в военное время — высшую меру наказания с конфискацией имущества». А статья 196 гласила: «Самовольное оставление поля сражения во время боя… и равно переход на сторону неприятеля влекут за собой — высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества». Судьям трибунала и думать не приходилось: дезертир? самовольно оставил поле боя? — к стенке!
Однако дезертиров было очень много, и если всех расстреливать, то кто воевать будет? Ведь в тылу уже не только женщины, но и дети стали к станкам, на немцев не всегда патронов хватало. Поэтому дезертиров расстреливали редко и только показательно, только публично и только тогда, когда обстановка на фронте требовала расстрелами остановить панику.
