Не исключаю, что может быть и какая-то иная версия, непротиворечиво объясняющая перечисленные выше факты, у меня такой версии нет. Моя версия — за победу французов над русскими под Бородино боролись два полководца — Наполеон и Кутузов. Но даже при этом французы не победили. Почему? Потому что русская армия категорически не хотела терпеть поражение.
Русская армия стала качественно иной, хотя сама об этом пока и не знала. До сих пор был страх перед силой французов, но оставление русской армией своих сёл и городов, арьергардные бои и Смоленское сражение вызывали и вызывали сомнение — а надо ли французов уж так бояться? Эти сомнения требовали своего разрешения, и Бородино их разрешило.
Но сначала технические подробности.
Ещё до сражения события начали разворачиваться либо совершенно без Кутузова (перевод Беннигсеном корпуса Тучкова к Багратионовым флешам), либо так, что Кутузов просто вынужден был принимать решения на продолжение сражения, поскольку тот момент, после которого он мог бы дать приказ на отступление, так и не наступил. А командовать он был обязан.
2-я армия дралась самоотверженно, несла огромные потери, но не признавала себя побеждённой. Да, были моменты, когда её войска бежали, но солдаты не бросали оружия и бежали до рубежа, на котором их останавливали командиры и требовали построиться и открыть огонь. Генералы 2-й армии в гуще боя: смертельную рану получает командир третьего корпуса генерал-лейтенант Тучков 1-й, во время штыковой атаки гибнет его младший брат генерал-майор Тучков 4-й, наконец, смертельно ранен Багратион.
Но, может, в данном случае интересно поведение генералов 1-й армии. Начальник штаба этой армии Ермолов по просьбе Кутузова едет узнать, что происходит у Багратионовых флешей, в это время командир корпуса 2-й армии Раевский снимает со своего участка фронта вторую линию войск и ведёт на помощь дивизиям, сражающимся на направлении главного удара французов. И тут французы на участке Раевского захватывают батарею. Какое дело до этого Ермолову, у которого своё задание? Но Ермолов тут же организовывает атаку с целью вернуть батарею 2-й армии. Вместе с ним и командующий артиллерией 1-й армий Кутайсов, а когда выяснилось, что сил удержать батарею маловато, оказалось, что и командующий 1-й армией Барклай де Толли тоже здесь, организуя сопротивление французам войск 2-й армии.
Вот обратите внимание на то, кто перевёл из шестого корпуса 1-й армии 24-ю пехотную дивизию Лихачева на батарею Раевского: «Но прежде из ближайшего VI-го корпуса вызвал я командующего дивизиею генерал-майора Лихачева, и он заступил мое место». Это, как видите, не Кутузов, это раненый Ермолов распорядился свой властью начальника штаба 1-й армии. И, скорее всего, даже доложить Кутузову не успел: «Картечь, поразившая насмерть унтер-офицера, прошед сквозь его ребра, пробила воротник моей шинели, разодрала воротник сюртука, но шелковый на шее платок смягчил удар контузии. Я упал, некоторое время был без чувств, шея была синего цвета, большая вокруг опухоль и сильно помятые на шее жилы. Меня снесли с возвышения, и отдых возвратил мне чувства». А Барклай, судя по его рапорту, тут же подтвердил своей властью приказ своего начальника штаба.
Повторяя утренний поступок Беннигсена, теперь уже Барклай де Толли самостоятельно снимает с позиций на правом фланге корпус Багговута, входивший в состав его 1-й армии, и посылает этот корпус на левый фланг 2-й армии, а затем и корпус Остермана, и передвигает на левый фланг корпус Дохтурова. И колонны этого корпуса пошли с правого на левый фланг, устилая свой путь телами бойцов, гибнущих от флангового огня французской артиллерии. В итоге в ходе боя произошла именно та перегруппировка сил, что ещё до боя и предлагал сделать Беннигсен, но из-за Кутузова перегруппировка была проведена поздно и ценою огромных жертв.
Ермолов вспоминает «На другой день после Бородинского сражения главнокомандующий Барклай де Толли, самым лестным для меня образом одобрив действия мои в сражении, бывши ближайшим свидетелем их и говоря о многих других обстоятельствах, сказал мне: «Вчера я искал смерти и не нашёл её». Психологически это понятно: Барклая де Толли обвиняли в трусости и отступлении, а теперь он ещё и командует битвой при затаившемся в штабе Кутузове. А если битва будет проиграна? Как тогда Барклаю оправдаться?
Потери русских войск, повторю, оцениваются в 45 тыс. человек убитыми и ранеными. В это число верится, поскольку скрывать результат свой доблести русским не было смысла. Французы потери скрывают — а что им делать? Если уж потерпели поражение, то приходится хвалиться, что они русских всё же убили больше.
Если по генералам, выделяющимся своей свитой и передвигающимся по полю боя на лошадях, с обеих сторон мог специально вестись огонь, то ядра или картечь, летящие в колонны и боевые порядки войск, вряд ли разбирали, кто там офицер, а кто рядовой. А убитые в битве офицеры поименно учтены обеими сторонами: в русской армии убито 1487 человек, во французской — 1928 человек. Пропорциональной должна быть и потеря солдат.
Бородинская битва была самой жестокой и кровавой битвой той эпохи, и эта жестокость, полагаю, была определена французской армией. Уже лет 15 эта армия не терпела поражений, французы захватили практически всю континентальную Европу, солдаты Франции всё ещё были героями и на своей родине, и в своих глазах, ими под Бородино командовал сам Наполеон! Как они могли не победить, да еще и каких-то русских? Да ещё и собрав под свои знамена сволочь со всей Европы!
Турки бы уже утром сбежали с Бородинского поля, а французы шли на русский огонь, думая: «Ещё немного, ещё чуть-чуть, и русские сломаются и побегут, как они бежали под Аустерлицем!»
А русские не бежали!
В корпусе Уварова в Бородинской битве участвовал немец-доброволец Карл Клаузевиц. Не зная русского языка, он мог командовать только примером («Делай, как я!») и, по сути, дрался, как рядовой кавалерист. Но прошли годы, и Клаузевиц стал общеизвестным военным теоретиком. Он и дал признак победы для той эпохи: «Победителем в сражении может назвать себя лишь тот, за кем осталось поле боя». Однако, несколько противореча себе и дезавуируя первый вывод, признал: «Сражение — это не столько сокрушение воинства врага, сколько сокрушение его мужества».
Мужества русской армии Наполеон сокрушить не смог.
Когда можно сказать, что армия побеждена? Когда она бежит, бросая оружие, а те, кто не может убежать, сдаются в плен. Количество пленных и захваченных пушек — вот что было настоящим критерием победы. Адъютант Наполеона А. Коленкур сообщил: «Император много раз повторял, что он не может понять, каким образом редуты и позиции, которые были захвачены с такой отвагой и которые мы так упорно защищали, дали нам лишь небольшое число пленных- Он много раз спрашивал у офицеров, прибывших с донесениями, где пленные, которых должны были взять. Он посылал даже в соответствующие пункты удостовериться, не были ли взяты ещё другие пленные. Эти успехи без пленных, без трофеев не удовлетворяли его… Неприятель унёс подавляющее большинство своих раненых, и нам достались только те пленные, о которых я уже говорил, 12 орудий редута… и три или четыре других, взятых при первых атаках».
