Увечья, причиненные Киселеву в гестапо (повреждение плеча, значительная потеря слуха), подтверждены актом врачебно‑медицинского обследования, произведенного 25 декабря 1943 года Комиссией в составе капитана медслужбы Цветкова, капитана медслужбы Шканаевой и врача Журавлевой.
В поисках «свидетелей» немцы в дальнейшем заинтересовались работниками железнодорожной станции Гнездово, находящейся в двух с половиной километрах от Козьих Гор.
На эту станцию весной 1940 года прибывали военнопленные поляки, и немцам, очевидно, хотелось получить соответствующие показания железнодорожников. В этих целях весной 1943 года немцами были вызваны в гестапо бывший начальник станции Гнездово Иванов С. В., дежурный по станции Савватеев И. В. и другие.
Поиски «свидетелей» не ограничились названными лицами. Немцы настойчиво старались разыскать бывших сотрудников НКВД и заставить их дать нужные им ложные показания.
Случайно арестовав бывшего рабочего гаража УНКВД Смоленской области Игнатюка Е. Л., немцы упорно путем угроз и избиений добивались от него дать показания о том, что он якобы являлся не рабочим гаража, а шофером и лично возил на расстрел военнопленных поляков.
По этому вопросу Игнатюк Е. Л., 1903 года рождения, на допросе от 29 декабря 1943 года показал:
«Когда я был в первый раз на допросе у начальника полиции Алферчика, он, обвиняя меня в агитации против немецких властей, спросил, кем я работал в НКВД. Я ему ответил, что я работал в гараже Управления НКВД Смоленской области в качестве рабочего. Алферчик на этом же допросе стал от меня добиваться, чтобы я ему дал показания о том, что я работал в Управлении НКВД не рабочим гаража, а шофером. Алферчик, не получив от меня нужных показаний, был сильно раздражен и вместе со своим адъютантом, которого он называл Жоржем, завязали мне голову и рот какой‑то тряпкой, сняли с меня брюки, положили на стол и начали бить резиновыми палками.
После этого меня опять вызвали на допрос, и Алферчик требовал от меня, чтобы я дал ему ложные показания о том, что польских офицеров в Катынском лесу расстреляли органы НКВД в 1940 году, о чем мне якобы как шоферу, участвовавшему в перевозке польских офицеров в Катынский лес и присутствовавшему при их расстреле, известно. При моем согласии дать такие показания Алферчик обещал освободить меня из тюрьмы и устроить на работу в полицию, где мне будут созданы хорошие условия жизни, в противном же случае они меня расстреляют…
Последний раз меня в полиции допрашивал следователь Александров, который требовал от меня таких же ложных показаний о расстреле польских офицеров, как и Алферчик, но и у него на допросе я отказался давать вымышленные показания.
После этого допроса меня опять избили и отправили в гестапо…
В гестапо от меня требовали так же, как и в полиции, ложных показаний о расстреле польских офицеров в Катынском лесу в 1940 году советскими властями, о чем мне как шоферу якобы известно».
Таким образом, в результате поисков немцам удалось избиением и угрозами добиться ложных показаний фактически от одного упомянутого выше Киселева П. Г., которого они заставляли неоднократно выступать перед «делегациями», посещавшими по приглашению немцев раскопки катынских могил.
Показания Киселева о том, как происходили эти «выступления», приведены выше.
Фамилии других «свидетелей» немцы в своих сообщениях полностью не приводили, обозначая эти фамилии одной буквой, очевидно, для того, чтобы они не были сразу же разоблачены населением г. Смоленска и окружающих деревень как лица, явно подставленные немцами.
Так, например, в сообщении германского информбюро от 17 апреля 1943 года говорилось:
«Вместе с Киселевым в правильности этих слов клянутся и другие добровольно дающие свои свидетельские показания против большевистских зверей. Это Иван Г., Матвей С., Григорий С., Иван А. и др.».
Так как поиски достаточного количества «свидетелей» не увенчались успехом, немцы вынуждены были расклеить по городу Смоленску и деревням специальные объявления с приглашением за «вознаграждение» дать «показания» о Катынском деле, надеясь таким путем найти подходящих для себя лиц из числа предателей и изменников Родины.
В распоряжении Комиссии по расследованию имеется подлинный экземпляр такого объявления, текст которого гласит:
«Обращение к населению. Кто может дать данные про массовое убийство, совершенное большевиками в 1940 году над пленными польскими офицерами и священниками в лесу Козьи Горы около шоссе Гнездово – Катынь?
Кто наблюдал автотранспорты от Гнездово в Козьи Горы или
Кто видел или слышал расстрелы? Кто знает жителей, которые могут рассказать об этом? Каждое сообщение вознаграждается.
Сообщения направлять в Смоленск в немецкую полицию, Музейная улица, 6, в Гнездово в немецкую полицию, дом № 105 у вокзала.
ФОСС, лейтенант полевой полиции, 3 мая 1943 года».
Аналогичное объявление было помещено также в издававшейся немцами в Смоленске газете «Новый путь» (№ 35 (157) от 6 мая 1943 г.).
О том, что немцы широко обещали крупное вознаграждение за дачу нужных им показаний по Катынскому делу, показали опрошенные Комиссией Соколова О. Е., ныне секретарь отделения Смоленского военторга, Пущина Е. А., Бычков И. И., Бондарева А. А., Устинов Е. Ф. и многие другие жители г. Смоленска и окружающих деревень.
Наряду с поисками «свидетелей» немцы приступили к соответствующей подготовке могил в Катынском лесу: к изъятию из одежды трупов всех случайно сохранившихся документов, датированных позже апреля 1940 года, т. е. той даты, когда, согласно немецкой версии, поляки были расстреляны большевиками; к изготовлению и вкладыванию в одежду трупов новых документов, подтверждающих дату расстрела или удостоверяющих личности польских офицеров, и т. д.
Как установлено расследованием, для этой цели немцами были использованы около 500 русских военнопленных, специально отобранных из числа наиболее физически здоровых, содержавшихся в немецком лагере № 126, расположенном в г. Смоленске.
По этому вопросу Комиссия располагает многочисленными свидетельскими показаниями и заявлениями, из которых в первую очередь заслуживают внимания показания и заявления врачебного персонала лагеря № 126.
Так, например, врач Чижов А. Т., в дни оккупации немцами г. Смоленска работавший военнопленным врачом в лагере № 126, а ныне работающий врачом ППГ‑725, показал на допросе 16 октября 1943 года:
«Примерно в начале марта месяца 1943 года из Смоленского лагеря военнопленных № 126 из числа наиболее физически крепких пленных было направлено несколько партий пленных общим количеством до 500 человек якобы на окопные работы. Но впоследствии никто из этих пленных в лагерь не возвратился…»
Врач Хмыров В. А., также работавший при немцах в лагере № 126, а ныне врач ППГ‑725, на допросе 21 октября 1943 года показал:
