Похоже обстоит дело и с понятием «коллективное руководство». Под этим понимается некий руководящий орган, состоящий более чем из одного человека, и в котором все члены имеют равное право голоса. Но дело не в голосовании, поскольку оно к управлению не имеет никакого отношения. Управление — это область знаний, поэтому голосующий член коллективного органа является управленцем только тогда, когда ясно понимает, как принимаемое решение скажется на управляемой организации. Если он этого не понимает, то он балласт, не имеющий никакого значения.
Возьмите барана, выпишите на него документы депутата Госдумы и научите его тыкать копытом в ту кнопку, на которую укажет пастух. И этот баран будет управленцем?
Это плохо понимается, поэтому я прошу читателя: сбросьте шоры с глаз и поймите: управленец — это не го-лосователь, управленец тот, кто умеет управлять. И коллективный орган управления, чтобы соответствовать этому понятию, должен состоять только из тех, кто умеет управлять. В противном случае даже при формальном наличии коллективного органа, состоящего из голосователей, управлять будет не коллектив, а либо те в нем, кто умеет это делать, либо люди вне этого органа, которые будут готовить от его имени решения, а голосователи за эти решения будут голосовать. При таком балласте управляющий орган может состоять и из тысячи человек, а управлять все равно будет кто-то другой.
Хорошим примером идиотизма является Дума, в которой голосователи открыто занимаются тем, что голосуют за то, что скажут их начальники, а начальники — за то, что скажут те, кто дает им деньги или имеет над ними власть. И реально руководят эти последние, находящиеся вне Думы, а «коллективное руководство» под вывеской «Дума» является дорогостоящей фикцией.
Идеальным коллективным органом является собор, широко распространенный в русской общине еще в прошлом веке, на котором решения принимались единогласно. В связи с единогласным правилом для принимаемых решений большинство в соборе не давило меньшинство своим количеством, а объясняло меньшинству, почему это решение надо принять. И наоборот, даже один человек имел возможность объяснить остальным членам собора суть своего варианта решения, и все обязаны были его слушать, поскольку без его голоса решение не состоится. Каждый член собора действительно был управленцем, поскольку голосовал за лично осмысленное решение, и поэтому собор действительно является коллективным руководящим органом. Однако особенностью собора является явно выраженная коллективная ответственность этого коллективного органа. Скажем, русская община несла коллективную ответственность деньгами за ошибки всех своих решений, а кардиналам, соборно избирающим папу римского, зримую коллективную ответственность создают, запирая их в комнату, в которой они безвыходно находятся до тех пор, пока единогласно не проголосуют за одну кандидатуру. Без зримой ответственности соборность превращается в польский сейм, уничтоживший Польшу как великое государство.
Однако и при наличии ответственности коллективный руководитель не будет таковым, скажем, сталинское Политбюро ЦК ВКП(б) до войны несло коллективную, причем серьезнейшую ответственность за последствия своих решений, несло тем, что в случае потери большевиками власти членов Политбюро, скорее всего, уничтожили бы. Но и это не сделало Политбюро по-настоящему коллективным руководителем. Почему?
Если в коллективном руководящем органе наличествуют малокультурные люди, не имеющие достаточных знаний для управления и надеющиеся на то, что какие-то другие члены этого органа найдут нужное решение, то такие «члены руководящего органа» за это решение просто тупо проголосуют. И объяснят, что проголосовали так потому, что «верят вождю». Но управление и вера — это разные вещи, поскольку управленец управляет своим умом, а верующий в вождя — это голосовательный балласт коллективного органа. Что верующий есть, что его нет, а на содержание вариантов решения это не повлияет.
Однако прерву начатую тему вождя, чтобы рассмотреть тему малограмотности до конца.
Усугубляет положение с участием в управлении членов руководящего органа и их специализация — они как бы получают оправдание своей низкой культуре — они-де в этом вопросе не специалисты, а специалисты в других вопросах. Но и как от специалистов от них бывает мало толку, поскольку они уверены, что раз они большие начальники, то могут не знать подробности даже своего дела — это обязан знать их аппарат. Таким образом, вместо такого начальника решения принимает аппарат, поскольку аппарат эти решения готовит начальнику на подпись. Но и чиновники аппарата, при малокультурном, малознающем начальнике, тоже быстро становятся уверены, что подробности обязан знать кто-то другой. В результате даже при большом количестве членов «коллективных руководящих органов» на самом деле руководить, даже в непродажной и некоррумпированной системе управления, может черт знает кто.
Поскольку я исследую проблему СССР, то приведу из своей тогдашней практики пример того, во что с точки зрения знаний превратилось «коллективное руководство» СССР как руководитель страны. В конце 80-х мне приходилось работать «с газет», то есть начинать действовать, как только какое-то постановление Совмина появилось в печати, поскольку в дальнейшем оно могло быть изменено. И вот было опубликовано совместное постановление ЦК КПСС и Совмина СССР о расширении самостоятельности в области внешнеэкономической деятельности, а в нем глаз зацепился за слово «бартер». Что такое «бартер», я понятия не имел, а просмотрев все словари, не нашел этого слова. Во время очередной командировки в Москву в свое министерство зашел в Управление внешнеэкономических связей выяснить, что же такое бартерные операции, и прошу мне, парню из захолустья, объяснить, что это такое. Работники Управления сначала меня вообще не поняли, начали выяснять, откуда я узнал это слово и какое оно имеет отношение к ним? Я объяснил, и народ засуетился, сообразив, что это, оказывается, по их специальности, побежал выяснять у начальства, но безрезультатно, подтвердив мое невысокое мнение и о Минчермете, и о московской интеллигенции, которая в газете «Правда» привыкла читать только фельетоны. Но меня так просто не выпроводишь, поэтому меня связали с тем отделом Совета Министров СССР, который готовил текст этого постановления.
И дело приняло вид скверного антисоветского анекдота, поскольку и в Совмине никто не знал, что означает слово «бартер» в постановлении Совмина и ЦК КПСС, текст которого сами клерки Совмина и написали. Но там тоже поняли, что это нехороший анекдот, и тут же дали мне телефон человека из Министерства иностранных дел, который непосредственно написал этот пункт постановления. Я позвонил, объяснил, что мне нужно, и почувствовал, что человек на другом конце провода явственно обрадовался моему звонку. Он тут же заказал мне пропуск и предложил приехать на Смоленскую площадь. Принял радушно, объяснил, что бартер — это товарообменная операция, что он ожидал бурной реакции от всей промышленности СССР на введенное им право заводов проводит бартерные операции, но почему-то все молчат, и я вообще первый позвонил...
Вот и оцените, что из себя представляли члены коллективных руководящих органов СССР — Совмина и Политбюро, — если даже члены их аппарата не знали, о чем написано в мудрых указаниях этих руководителей.
