Кого же послать с донесением? Надо найти опытного водителя. Остановились на мне. Куда ехать? Ориентиром был третий подбитый танк, который пытался выскочить из балки (он еще догорал). Поехали. Перед балкой передовая немцев, какой-то их храбрец выскочил и давай палить из автомата по нам. Добил раненого у нас на броне, я направил машину на него, он — в окоп и вряд ли пострадал. Едем дальше, опять окопы, проскочили без происшествий. Да, со мной еще послали и танк «Т-34» на всякий случай: один не дойдет — второй должен дойти. Он следовал вплотную за мной. Впереди показалась пушка, и часовой ходит вокруг. Почему-то лейтенант посчитал, что это немцы, и приказал: «Дави!» Я проскочил мимо, отъехал метров 50, стал и заглушил мотор, вдруг сильный удар сзади — это танк не успел затормозить и врезался в нас. Командир: «Что ты наделал, сейчас нас немцы расстреляют!» Но слышим сзади мат — какого черта вас тут носит, отдохнуть не даете!! Я завел, двигатель работает, а в танке что-то нарушилось, и пришлось его до штаба тащить на буксире. Донесение понес в штаб лейтенант, а мы — под брезент на жалюзи и уснули. Что там решили, нам не докладывали.
Наутро заняли и мы оборону: наша «СУ-85» стояла напротив подбитого танка, он не сгорел, экипаж цел. На нашу беду, хотел прогреть мотор — стартер не работает. Когда чуть стемнело, мы с Генкой взяли ключи — и в танк. Открыли люк, освободили от хомута стартер, Генка его на плечо (а весит он более 60 кг) и домой. Свой стартер выбросили, а этот установили.
С боями продвигались к Кировоградской области долго — не давался нам железнодорожный узел Знаменка. Уже подморозило, выпал снег. Как в атаку, так немец жжет наши танки: несем большие потери, а успеха нет. И вот командование нашей армии решило провести атаку ночью. Разбили нас на тройки — 2 танка и самоходка — дана команда и вперед! Впереди нас шел «Т-34» 25-й бригады, второй где-то сбоку, и так по всему фронту тройками. Ночь была отличная и лунная, на снегу четко были видны следы. Еду я, еду, лейтенант спрашивает: «Ты хоть след видишь?» Отвечаю: «Нет». «Так куда же ты едешь?» «Вперед», — говорю. «Останови!» Я встал, заглушил мотор, тишина кругом: ни выстрела, ни гула танков не слыхать.
«Что будем делать?» — спрашивает меня. А откуда мне знать — ты командир! Стоим. Сначала лейтенант, за ним заряжающий и наводчик спустились на землю, хлопают сами себя по плечам руками, греются.
Вдруг хлопок, вроде удар чем-то. И «Ой!». Залезаю в машину, помогаю лейтенанту. Спустил он брюки, говорит:
«Здесь болит», — показывает на четверть выше колена. Крови нет, но в полушубке дырка, посмотрели с тыльной части ноги, там, как клавиш баяна, оттопырена кожа. Пуля вошла спереди, прошла через всю ткань ноги и не хватило силы вылететь, только натянула кожу. Где пуля входит, она только треугольником разрывает кожу, а где выходит, там большая рана. Так было и у меня.
Спрашиваю, что будем делать? Двигает плечами — давай чуть подождем. Постояли некоторое время — тишина. Вскоре слышим шум мотора сзади. Оказывается, атака не состоялась, все машины возвратились, кроме нашей «СУ-85», вот по следу и направили искать нашу самоходку. Вылезает командир приехавшей «СУ-85», залезает к нам и спрашивает: «Где вы стоите, в чем дело, приказали разузнать и доложить». Где мы — не знаем, только вот на этом месте ранен наш лейтенант. Быстро сообразив, сказал: «Я его забираю». — «А нам что?» — «Стойте!» Забрал нашего командира и укатил обратно, а мы остались стоять.
Сколько стояли, не помню, позамерзали. Я, как старший, сказал: «Малость проедем вперед, и мотор прогреется, и, может, обстановка прояснится». Так и сделал, проехал, как мне показалось, с полкилометра, не больше, смотрю — виднеются силуэты хат, деревьев. Как оказалось, это была самая окраина Знаменки — одна улица и по бокам несколько домов, впереди нас стоят немецкие пушки, людей нет, и я на всякий случая проехался по ним. Тут начали выбегать из домов немцы. И в этот момент по нашим следам подошли несколько танков и самоходок с десантниками. Завязался бой, верней, расстрел удирающих врагов. (Один здоровенный рыжий детина выскочил из дома, что рядом, и через садок пытался удрать, я по нему выстрелил из пистолета, он упал в вишенках в снег. Утром я решил проведать свою цель: немец лежал на боку, рука торчала, а на ней большое золотое кольцо. Тело остыло, и кольцо легко снялось. Возил с собой до конца войны. Когда приехал, отмечал свой день возвращенья, угостил товарищей — и как-то так получилось, что за пирушкой ушло и кольцо, и пара часов. Остались у меня только отцовские, которые отца не дождались, и некоторое время я ими пользовался.)
К утру почти вся Знаменка была освобождена, наехало много наших войск и рядом с немецкой батареей разместились наши зенитчики со своими, как мы звали, «кому-кому» — 37-мм пушками.
Ждем завтрака, стоим там же. Зенитчики вдруг: «По местам!» — и палят прямо в зенит. Присмотрелся, а между облаков летят два «Ю-88», у одного появился огонек, дальше — больше, и он рухнул где-то в поле.
Ко мне подбегают зенитчики: «Видел?» — «Да». — «Тогда акт подпиши». Говорю: «С пребольшим удовольствием — побольше бы так». Не успел позавтракать, как зенитчики опять: «По местам!» И смотрю — стволы зениток чуть не на земле. Ну, думаю, танки! Тут нарастает гул, зенитки задирают хоботы и бьют по второму «Ю-88», он, видать, решил отомстить за своего сбитого товарища, выследил местонахождение, развернулся и на бреющем полете палил со всех пушек и пулеметов. Но молодцы зенитчики — сбили и этого. Тут же я им подписал и второй акт.
Вскоре командование, предвидя, что немцы попытаются отбить Знаменку, расставило нас по опасным направлениям. Нашу самоходку и танк поставили на железнодорожной ветке у домика путевого обходчика. Людей в нем не было. Мы нашли картофель и решили обед сварганить. Впереди нас была большая скирда, там наши пушкари поставили противотанковую пушку. За скирдой низина и еле виднелось село.
Ребята увлеклись охотой на кроликов, я пошел к самоходке за солью. Глядь на скирду, а артиллеристы бегут во весь дух к нам — знать, что-то неладно! Крикнул: «Тревога! По местам!» Из-за скирды выскакивает бронетранспортер, за ним штук 10 танков. Первым выстрелом зажгли транспортер, затем еще 7 танков, по нам они и выстрелить не успели, так все было внезапно. Бой был короткий, и вскоре к нам подошли пушкари, поблагодарили, а мы их пригласили отведать жареных кролей. Были бои и в других частях города, но, схлопотав под завязку, немец больше не атаковал.
Мы еще немного прошли с боями, но сказались потери и в селе Головковка остановились на пополнение. Моя «СУ-85» с дыркой на углу, пожалуй, была единственная, которая давно израсходовала свой ресурс, и была отправлена в местечко Александрия (я ее и отгонял). И, знаете, как-то жалко было с ней расставаться. Одно утешало, что теперь в последующих выпусках конструкторы усовершенствовали спусковой механизм пушки, чтобы Генка мог сколько угодно смотреть в прицел и держать руку на спуске. А то опоздай я на долю секунды, не угол бы нам отвалило, а лбы наши.
Жили мы у хозяйки в хате, семья — она и ее дочь лет 17–18. Во дворе был склад всего корпуса: в железных бочках водка, в кладовой — мерзлые тушки баранов от пола до потолка. Мы умудрились и тушку умыкнуть, и водки по потребности налить, благо, охраняли склад солдаты из хозвзвода, такой напьется сам и кричит: «Стой, кто идет? С ведром идешь — наливать буду, без ведра — стрелять буду». И стрелял. Правда, в воздух. Как-то ужинаем, заходит солдат, низенький такой, раненый, и спрашивает: «Можно переночевать?» Я, на правах старшего, отвечаю: «Солдат, иди в другой дом, свободных много, а здесь и так тесно». Из другой комнаты выскакивает хозяйка, дочь, плачут, целуют, обнимают. Оказывается, это хозяин сего дома. Как только освободили село, всех отсидевших от войны мужиков брали в армию. Тех, что до прихода немцев еще годами не вышли, обмундировали, а дезертиров в своей одежке и зачастую без винтовок гнали в бой — оружие добудешь там. Таким был и наш хозяин. Недалеко он и дошел, на Корсунь-Шевченковском направлении был ранен и пришел домой лечиться.
