Я рассказала ему, о чем подумала, и мы оба, посмеиваясь, вошли в ресторан навстречу Коулу, который стоял возле двери и ждал нас. Он никак этого не показал, но вряд ли ему было приятно увидеть, как мы смеемся чему-то своему. Черт побери. Я знаю, что есть места, где поцелуи мало что значат. Вот, скажем, в Голливуде все время все лижутся. Но для Коула, как и для большинства живущих в реальном мире, поцелуй — это поступок, что-то подразумевающий, а не ерунда, с которой можно играть, как получилось у меня. Я прикусила губу, забыв, что еще не зажил прошлый укус, и чуть не вскрикнула от боли. Вот и кончился приход после отдачи крови. Скоростной лифт, в который привел меня Вайль, резко остановился, оставив шум в ушах и острую тягу поесть шоколадного печенья, а потом час от души потасовать колоду.
— Коул, вот мой партнер, Джереми Бхейн. Джереми, это Коул Бимонт.
— Очень приятно, — протянул руку Вайль.
— Аналогично, — ответил Коул.
Они пожали друг другу руки, и я ждала, что Коул скривится, но Вайль сдержал свою костоломную силу. Я вздохнула с облегчением.
Девушка-метрдотель провела нас в угловую кабинку, освещенную парой свеч и притушенной лампочкой. Уютная обстановка отвлекла меня от самокопания. Ковер сверкал всеми возможными оттенками зеленого и приятно контрастировал с белизной скатерти и сложенных салфеток. Обложка меню оказалась на ощупь настоящей кожей. И обивка сидений тоже.
Мыс Вайлем сели напротив Коула, заказали напитки — диет-колу для меня, пиво для мужчин, — и девушка ушла.
— Люсиль мне сказала, что вы — частный детектив, — начал Вайль.
Я ожидала, что Коул увянет под ледяной синевой глаз Вайля, но он не стушевался, и тем понравился мне еще больше. Черт, не нужно бы.
— Это правда, — ответил он. — Хотя профессия оказалась не такой, как я полагал.
— Да?
Коул пожал плечами:
— Очень рутинная. И еще — я не всегда уверен, что помогаю хорошим парням.
Я вставила реплику:
— Тогда позволь тебя заверить, что мы — хорошие парни.
— Правда?
Я посмотрела на Вайля, он кивнул. Тогда я достала удостоверение и подала ему под столом. Коул раскрыл его, смотрел довольно долго.
— Вот было у меня чувство, что ты не из богатеньких снобов, — сказал он.
Несмотря на то что он был обут в найковские кроссовки при брюках от костюма, волосы у него были растрепаны, как после урагана, и пахло от него лимонной жвачкой, вдруг стало ясно, что он совершенно взрослый. Коул отдал мне удостоверение, я спрятала его в карман.
Нам принесли напитки, приняли заказ, и официантка ушла.
— Ну вот, Коул, — начала я, но он перебил:
— Что с тобой случилось?
— А?
— С шеей. — Он показал взглядом на наклейку.
Я про нее совсем забыла, автоматически подняла руку, будто хотела прикрыть. Вайль толкнул меня ногой под столом.
— Ах, это! — Я заулыбалась, потому что именно так поступила бы Люсиль. — Приложилась щипцами для завивки. Ожог второй степени.
Коул кивнул, вполне приняв ответ.
— Прости, перебил. Так что ты говорила?
— О'кей. Мы уже некоторое время разрабатываем Ассана и знаем, что он — большая шишка в террористической группе, которая называет себя «Сыны Рая». Мы знаем, что он делал пластические операции разыскиваемым. Знаем, что у него есть новый партнер и план акции, которая может угрожать всей стране, если не всему миру. У нас есть основания полагать, что важные документы этого плана находятся у него в доме.
Коул недоверчиво присвистнул.
— И ты думаешь, что я могу их для вас достать?
Вайль наклонился вперед:
— Возможно. Мы думаем, что вы сможете как минимум снабдить нас информацией. В конце концов, у вас же есть контакт в доме?
Коул сцепил руки, завертел большими пальцами, перерабатывая услышанное.
— Вряд ли Аманда что-нибудь знает о тайной жизни своего мужа. Тогда бы она меня не нанимала.
— Нам нужен доступ в ее дом, особенно в кабинет ее мужа, — сказала я, преодолевая неприятное ощущение от того, что приходится давить. — Но мы не хотим ее спугнуть. Неизвестно, на чьей стороне она окажется, если узнает правду. От тебя нам нужно одно: убеди ее, что для твоего дальнейшего расследования ты со своим напарником должен видеть содержимое его стола, компьютера и сейфа.
— С моим напарником?
Я кивнула:.
— Напарником буду я.
Принесли еду, Коул начал разделывать лазанью. Мы с Вайлем переглянулись.
— Что тебе не так? — спросила я.
— У тебя уже есть напарник.
Вайль чуть меня подтолкнул.
— Если не возражаете, — сказал он, — я пойду помою руки.
Я его выпустила из кабинки. Коул не уставился сердито ему в спину, но было у меня такое чувство, что ему этого очень хотелось.
— Коул, — сказала я, снова садясь. — Наш вчерашний поцелуй — это у меня самое за последние сто лет близкое к… к отношениям.
— Ты говоришь так, будто «отношения» — это очень плохо.
Да черт бы его побрал! Мы всего лишь обменялись слюной, и вот он уже считает, что заслужил объяснений. Хуже того: я с ним согласна.
Я сделала глубокий вдох. Его руки лежали на столе, устав гонять большие пальцы по кругу. Я накрыла их ладонями.
— Коул…
И я замолчала — должна была замолчать. Потому что воспоминания рванулись из камер, где я держала их под замком. Голоса. Крики. Кровь — моя в том числе. Волна черной ненависти, чуть не смывшая меня целиком. Этого никак было не передать словами. И я никак не хочу тащить кого-то другого в тот ад, куда до сих пор проваливаюсь в кошмарах. Я набросала Коулу лишь эскиз, зная, что картину он себе даже вообразить не сможет.
— Четырнадцать месяцев назад я была хельсингером. Тебе знаком этот термин?
Коул медленно кивнул.
— Да. — Он выпрямился, будто я только сейчас попросила его внимания. — Хельсингеры — элитные подразделения ликвидаторов вампиров, названные по имени доктора Ван Хельсинга, преследователя Дракулы.
— Отлично, — сказала я. Он воспринял похвалу как всякий хороший студент — улыбкой и довольным наклоном головы. — Мы не были спаянной группой с самого начала, — продолжала я, — но стали такой к концу. Всего нас было десять. Я полюбила бывшего «морского котика» по имени Мэтью Стей. Мой брат Дэвид тоже был в нашей группе и там познакомился с Джесси Дискоу. Когда они поженились, мы с ней уже были как сестры.
Коул повернул руки ладонями вверх, взял мои и пожал их. Немного грустно было держать его за руки, потому что вскоре ему предстояло понять: меня слишком опасно трогать.
