В этой связи, если станет ясно, что Иран действительно приближается к вступлению в ядерный клуб, Америке стоит поискать поддержки и у других ядерных держав, чтобы с помощью совместной резолюции ООН разоружить Иран — в случае необходимости принудительно. Однако, подчеркиваем, подобная инициатива должна быть совместной, с участием России и Китая в том числе. Америка может и сама обеспечить ядерное прикрытие для этого региона, однако она не должна ввязываться в односторонние (либо совместные лишь с Израилем) военные действия против Ирана, поскольку тогда она увязнет в более масштабном, но снова единоличном и губительном для нее самой конфликте.
Не меньшую роль в урегулировании афганского и иранского вопроса играет участие Америки в конструктивном разрешении палестино-израильского конфликта. Этот конфликт отравляет атмосферу Ближнего Востока, провоцирует мусульманский экстремизм и напрямую подрывает государственные интересы Америки. Урегулирование вопроса послужит гигантским шагом к налаживанию стабильности на Ближнем Востоке. В случае неудачи пострадают американские интересы в этом регионе, а судьба Израиля во враждебном окружении станет непредсказуемой.
Три этих взаимосвязанных вопроса остаются — в силу мгновенности своего потенциального воздействия — наиболее животрепещущими пунктами геополитической повестки дня для Америки. Однако далеко идущие изменения в расстановке мировых сил требуют от Америки (оставим пока в стороне существующий кризис) вырабатывать долгосрочное стратегическое видение более стабильной и основанной на сотрудничестве геополитики в Евразии. На этом этапе только Америка способна обеспечить требуемое трансконтинентальное равновесие, без которого зреющие на этом огромном и уже политически активизирующемся пространстве конфликты могут разгореться не на шутку. Европа, к сожалению, не видит дальше своего носа, Россия оглядывается в прошлое, Китай смотрит в собственное будущее, а Индия, с завистью, — на Китай.
Подобная долгосрочная геостратегическая инициатива должна быть направлена на Евразию в целом. Благодаря сочетанию конкурентоспособных геополитических мотиваций, политической мощи и экономического динамизма этот огромный континент попадает в самую гущу мировых событий
. У Америки (после того как в 1991 году она осталась единственной в мире супердержавой) имелась уникальная возможность сыграть активную роль в развитии международной архитектуры Евразии с целью заполнить вакуум, образовавшийся после исчезновения господствовавшего на континенте китайско-советского блока. Эту возможность Америка упустила, поэтому теперь ту же задачу придётся выполнять в гораздо более сложных для Штатов условиях.
Евразия уже два десятилетия, прошедших после окончания «холодной войны», находится в дрейфе. Европа стала более политически разобщенной, Турция и Россия остаются где-то на периферии западного сообщества. На Востоке набирает экономическую, политическую и военную силу Китай, создавая напряженность в регионе, и без того одолеваемом историческими противоречиями. Чтобы обеспечить стабильность на всем континенте, Америка должна учесть в своей политической линии все эти проблемные аспекты, назревшие в обеих частях Евразии.
На Западе Евросоюз не сумел воспользоваться периодом «цельной и свободной Европы», чтобы по-настоящему сплотить её и гарантированно обеспечить её свободу. Валютный союз не заменит настоящего политического объединения — не говоря уже о том, что валютный союз, основанный на неравных государственных ресурсах и обязательствах, не способен сплотить народы в транснациональном единстве. Обострившиеся после 2007 года (особенно в южных частях) экономические проблемы делают образ Европы как военно-политического авторитета ещё более призрачным. Из центральной фигуры прежнего Запада Европа превратилась в придаток нового Запада, где определяющая роль принадлежит Америке.
Однако единство этого нового Запада с Америкой во главе тоже нельзя принимать как данность. Кроме того, что участники Евросоюза не идентифицируют себя с этим транснациональным образованием (не говоря уже об общей глобальной роли), они рискуют пасть жертвами растущих геостратегических расколов. Великобритания цепляется за свою особую связь с Соединёнными Штатами и за особый статус в Евросоюзе. Франция, завидуя Германии, выдвигающейся в лидеры Евросоюза, неустанно пытается отвоевать место наверху и для себя, примазываясь то к Америке, то к России, то к Германии, не говоря уже о руководстве аморфным Средиземноморским союзом. Германия примеряет на себя бисмаркианскую концепцию особых отношений с Россией, что неизбежно вызывает опасения у некоторых стран Центральной Европы, заставляя укреплять оборонные связи со Штатами.
При этом все европейские страны избегают сколько-нибудь серьёзной инициативы в обеспечении собственной коллективной безопасности (или даже на базе НАТО). Как стремительно стареющее население, так и молодежь больше озабочены безопасностью социальной, чем государственной. Поэтому Европа все активнее перекладывает ответственность за свою безопасность на плечи Штатов, в надежде, что те по-прежнему задаются целью сохранить её в границах «цельной и свободной». Однако эти границы легко может перемахнуть складывающийся российско-германский союз, в который Германию неодолимо влекут заманчивые для её деловой элиты (а также итальянской и некоторых других) коммерческие перспективы модернизирующейся России. Таким образом, Евросоюз рискует получить углубление геостратегического раскола, поскольку некоторые ключевые участники могут не устоять перед выгодами привилегированного делового и политического партнёрства с Россией.
Вышеизложенное — повод одновременно для сожаления и беспокойства, так как европейская инициатива несет в себе огромный и уже доказанный потенциал для социально-демократического преобразования восточной части Европы. Расширение Евросоюза на Центральную Европу (которую во времена «холодной войны» обычно называли Восточной) уже побудило страны к далеко идущим институциональным и инфраструктурным реформам. Самым наглядным примером, привлекающим внимание соседних Украины и Беларуси, служит Польша. Со временем пример Европы может оказать существенное преобразующее влияние на Россию и Турцию, особенно если Европа усилит геополитическую активность и вместе с Америкой задастся совместной целью приобщить обе страны к расширенному и более энергичному западному сообществу.
Однако для этого потребуется дальновидность и долгосрочная стратегия. Но у сегодняшней Европы (равно как и у Америки) отсутствует и то, и другое. Ирония в том, что даже географически удаленная Корея в своей центральной газете осенью 2010 года проницательно обвинила Европу в стратегическом эгоизме, заявляя без обиняков: «Было бы, конечно, неправильно предполагать, что Европа вдруг превратилась в политическое болото. Однако европейцам в самом деле стоит оглянуться на себя и представить, что с ними будет через сорок лет при сохранении существующих тенденций. Европе необходимо четко определить свои интересы — и свою ответственность. В нынешнем веке, когда многие обстоятельства будут против Европы, ей понадобится выработать целеустремленность, а также моральные нормы, которыми она будет руководствоваться в своих действиях и, надо надеяться, лидерстве»
.
Таким образом, вопрос о том, «что будет с Европой через сорок лет», напрямую относится с геополитической точки зрения к будущему европейских взаимоотношений с её географическим востоком, поэтому должен в равной степени заботить и Европу, и Америку. Где должна проходить восточная граница расширенной Европы, а значит, и Запада? Какую роль отвести Турции и России, если они действительно станут частью расширенного Запада? И наоборот, каковы последствия для Европы и Америки, если Турция и Россия останутся — отчасти из-за европейской предвзятости и американской пассивности — вне Европы, а значит, и вне Запада?
