Необходимо также сознавать, что Турция уже обладает широкими связями в ряде важных областей с Западом в целом и с Европой в частности. С момента создания НАТО она была верным участником альянса, выказывая куда большую готовность помочь делом в случае конфликта, чем некоторые другие европейские союзники. Кроме того, у нее вторая по численности среди участников НАТО регулярная армия. На протяжении всей «холодной войны» Турция поддерживала с Соединёнными Штатами всесторонние стратегические связи в сфере безопасности. Год за годом она методично приводила свое законодательство и конституционную практику в соответствие со стандартами Евросоюза. Таким образом, де-факто, пусть и без юридического закрепления, Турция во многих важных отношениях уже неофициально является частью Европы, а значит, и Запада.
На международной арене модернизирующаяся и светская в основе своей сегодняшняя Турция начинает завоевывать региональный авторитет, географически обусловленный имперским османским прошлым. Новая внешняя политика Турции, проводимая её геополитически мыслящим министром иностранных дел (Ахметом Давутоглу, разработавшим концепцию «стратегической глубины»), основана на признании Турции региональным лидером на территории бывшей Османской империи, включавшей в себя Левант, Северную Африку и Месопотамию. Этот подход продиктован не религиозными соображениями, а историко-геополитическими. Согласно стратегии Давутоглу, основанной на резонном соображении, что с соседями лучше жить в мире, чем враждовать, Турция должна, воспользовавшись своим нынешним социоэкономическим динамизмом (в 2010 году она заняла 17-е место по развитию экономики), восстановить исторические отношения, которые в XX веке ослабли из-за сосредоточения Кемаля на секуляризации страны и формировании специфически турецкой государственности.
Кроме того, Турцию сейчас манят получившие независимость после распада Советского Союза центральноазиатские государства за пределами бывшей Османской империи, носители преимущественно тюркского культурного наследия. Более активный коммерческий и культурный охват со стороны Турции может стать трамплином для модернизации, секуляризации и в конечном итоге демократизации этого богатого ресурсами, но геополитически отсталого края. Нелишне учесть также, что (в свете стремления России монополизировать прямой доступ зарубежных стран к центральноазиатскому экспорту энергоресурсов) растущий региональный авторитет Турции может — в случае объединения усилий с Азербайджаном и Грузией — облегчить Европе беспрепятственный доступ через Каспийское море к центральноазиатской нефти и газу.
Всё более обнадеживающее превращение Турции в современное светское государство — несмотря на сохраняющуюся отсталость в некоторых общественных вопросах, включая свободу печати, образование и развитие человеческого потенциала (см. сравнительные таблицы по России и Турции), — наполняет её граждан патриотической гордостью, которая может обернуться стойкими антизападными настроениями, если Турция почувствует, что Европа продолжает её отвергать. Влиятельные внутриевропейские силы — большей частью во Франции и Германии — по-прежнему отказывают Турции в её устремлениях, необоснованно считая её чуждой культурой, которая направлена не на партнёрство, а на завоевание. Поэтому спустя восемьдесят пять лет после начала беспрецедентного процесса социальной модернизации и культурного преобразования по европейскому образцу турков начинает возмущать, что их страна по-прежнему находится в изоляции. Соответственно растет риск, что в случае провала демократического эксперимента в Турции она может вернуться назад к более агрессивному исламизму либо ввести недемократический военный строй. И в том, и в другом случае Турция, вместо того чтобы заслонять Европу от проблем и страстей Ближнего Востока, послужит каналом их трансляции через Балканы.
Такой исход может стать особенно опасным в том случае, если Америке с Европой так и не удастся обеспечить мирное урегулирование палестино-израильского конфликта и (или) если Америка ввяжется в прямое столкновение с Ираном. Первое (с большой долей вероятности способно вылиться в эскалацию экстремизма на Ближнем Востоке) грозит косвенно, но все же достаточно пагубно отразиться на отношении Турции к Западу. Второе поставит под удар безопасность Турции, особенно если конфликт приведет к разрастанию устраиваемых курдами беспорядков и снова дестабилизирует Ирак. Турция вряд ли смирится с тем, что Запад не просто игнорирует, но и подрывает её национальные интересы.
Сохраняющееся отчуждение от Европы, перерастающее во враждебность, может привести к политическому откату назад и возрождению фундаментализма, способных затормозить маршевый шаг Турции к модернизму. В самом худшем случае, напоминающем последствия свержения иранского шаха в 1978 году, подобное отчуждение может ликвидировать даже выдающиеся плоды трудов Ататюрка, что будет прискорбно с исторической и геополитической точки зрения — по трем основополагающим причинам. Во-первых, демократизация и растущая модернизация Турции свидетельствуют, что и та, и другая вполне совместимы с исламскими религиозными традициями. И это свидетельство играет важную роль как для политического будущего исламского мира, так и для общемировой стабильности. Во-вторых, нацеленность Турции на мирное сотрудничество со своими ближневосточными соседями, составляющими территорию её исторического господства, совпадает с оборонными интересами Запада в том же регионе. В-третьих, перестраивающаяся на западный манер, светская, но все ещё исламская Турция — и все ещё эксплуатирующая свои территориальные и культурные связи с народами бывшей Османской империи и постсоветских центральноазиатских государств — может снизить привлекательность исламского экстремизма и укрепить региональную стабильность в Центральной Азии, что пойдет на благо не только ей самой, но и Европе, и России.
В отличие от Турции взаимоотношения России с Европой носят двойственный характер. Российская политическая верхушка на словах жаждет сближения с Евросоюзом и НАТО, однако проводить реформы, способствующие этому сближению, она на данном этапе не готова. Её социальным, политическим и экономическим программам не хватает целеустремленности, поэтому перспективы страны остаются достаточно туманными. Тем не менее для Америки, Европы и России принципиально, чтобы Россия выстроила партнёрские отношения с Западом, основанные на приверженности общим политическим и экономическим ценностям. Следующие два десятилетия, вероятно, будут иметь критическое значение для вырабатывания Россией пути к более тесному — и политически искреннему — сотрудничеству с Западом.
Исторически Россия считает себя слишком великой, чтобы удовлетвориться статусом обычного европейского государства, но при этом на постоянное главенство в Европе ей не хватает сил. В этой связи примечательно, что своими величайшими военными триумфами — в частности, победоносным входом армии Александра I в Париж в 1815 году и праздничным ужином Сталина на Потсдамской конференции в середине 1945 года — Россия больше обязана промахам своих врагов, чем успехам государственного управления. Не напади Наполеон на Россию в 1812 году, вряд ли российские войска входили бы в 1815 году в Париж, поскольку менее чем через полвека после победы Александра I Россия потерпела поражение в Крымской войне от англо-французских экспедиционных сил, переброшенных издалека морским путем. Ещё полвека спустя, в 1905 году, её разгромили на Дальнем Востоке японские военно-морские силы. В Первой мировой войне над ней одержала решительную победу Германия, которой пришлось долгое время сражаться на два фронта. Победа Сталина в середине XX века, обусловленная недомыслием Гитлера, обеспечила России политический контроль над восточноевропейскими странами, простирающийся до самого сердца Европы. Однако не прошло и полувека после этого триумфа, как контролируемый Советами блок социалистических государств и сам преемник Российской империи распались, растратив все силы на «холодную войну» с Америкой.
