Рис смотрел на клубок с восторгом – он видел то же, что и я: красоту. Но он ведь был прежде богом войны и кровопролития, а до того – божеством смерти. Гален, мой славный Гален, к столь ужасному поприщу никогда не будет готов. Да, эта магия не для слабых сердцем. У меня сердце слабым не было; мне казалось, будто у меня вовсе нет сердца. Не знаю, что позволяет мне чувствовать, но я этого лишилась. Я смотрела на тело Ба и чувствовала внутри лишь ревущую пустоту. Я ничего не чувствовала, кроме жажды мщения, и эта жажда была самодовлеющим чувством, свободным от ненависти, гнева и скорби. Будто она сама по себе была силой, едва ли не живым существом.
Рис подошел к кольцу летунов, не сводя взгляда с извивающейся массы белого света и плывущих контуров. Остановившись на краю сияющего круга, он посмотрел на меня:
– Возьми меня с собой.
Шолто ответил за меня:
– Нынешней ночью у нее уже есть охотник.
– Куда уходит Мерри? – спросил Гален, не поднимая взгляд от пола. Он все еще не понял. Слишком он молод.
Я вдруг припомнила, что он чуть не на сотню лет старше меня, но Богиня шепнула у меня в голове: «Я старше всех». Я поняла. В эту минуту я была ею, а значит, лет мне хватало.
– Позаботься о ней, Гален, – попросила я.
Он поднял голову на мой голос и увидел лошадь с ее белой шкурой и пылающими глазами. И застыл изумленно, забыв об испуге. Как и я, он не успел застать времена, когда сидхе еще не лишились своих сияющих лошадей. До этой минуты нам оставались только рассказы о них.
Круг летунов расступился, и Рис с Галеном дружно потянулись руками вверх, словно заранее сговорились. Парящие над нами белые тени полетели к ним. Гален был выше, и его конь возник первым – такой же белый и чистый, как моя лошадь. Конь сверкнул глазами – они горели золотым, а не алым огнем, как у моей лошади. Пар из его ноздрей не валил, и искры от копыт летели золотые, как его глаза. Только по размерам и исходящему ощущению силы понятно было, что они с моей лошадью одной природы.
Под рукой Риса тоже возникла белая лошадь, но совершенно другая: то ли иллюзия это была, то ли обман глаз, но она то казалась совсем настоящей белой лошадью, то вдруг конским скелетом, как пресловутый конь смерти.
Поглаживая ее по морде, счастливый Рис что-то тихо говорил – по-валлийски, но на диалекте, который я почти не понимала. Уловила я только, что он счастлив ее видеть и что слишком долгим было ожидание.
Гален потрогал своего коня осторожно, словно ждал, что тот исчезнет. Он не исчез. Уткнувшись ему в плечо, конь тоненько, довольно заржал. Гален улыбнулся – невозможно было не улыбнуться в ответ.
Шолто протянул Галену тело Ба, и тот бережно принял ее на руки. Улыбка его пропала, на лице осталась только печаль. Я оставила его печалиться, оставила скорбеть за меня, потому что моей собственной скорби придется ждать; нынешняя ночь – для крови.
Тень с потолка дотянулась до плеча Шолто, словно не в силах была дождаться его прикосновения, как нетерпеливая любовница. Едва дотронувшись до Шолто, она преобразилась в белое сверкающее существо – как будто лошадь, но не совсем лошадь. Словно слили воедино большого белого жеребца и ночного летуна: слишком много ног, но на сильных плечах и шее только одна изящная голова. Глаза у нее были черны той же черной пустотой, что глаза летунов. А летуны вокруг начали петь. Да-да, петь, высокими, почти детскими голосами – так пели бы в небе летучие мыши, если бы умели. Я поняла, что моя магия преобразила Дикую охоту. Я не была ни слуа, ни чистокровной Неблагой, и хотя мы будем нести ужас и возмездие, мы полетим под пение летунов. Мы понесемся в небе, блистая, и пока не свершится месть, никто и ничто нас не остановит. В прошлый раз Шолто сделал ошибку, не дав охоте четкой цели, но сегодня мы эту ошибку не повторим. Я знаю, на кого мы охотимся, я объявила о ее преступлении вслух. Пока мы ее не загоним до смерти, ни одна сила в волшебной стране или в землях смертных не сумеет нам противостоять.
Шолто поднял меня и усадил на кобылу с горящими красным огнем глазами. Сел сам на многоногого жеребца. Песня летунов приобрела слова – распев столь древний, что я ощутила, как от одного его звука тают стены здания. Мир вокруг нас терял очертания, и я сказала ключевую фразу:
– Мы идем.
– Начинается охота, – подхватил Шолто.
– Летим! – сказала я и ударила босыми пятками в бока кобылы. Она прянула в черную пустоту ночи. Я должна была испугаться. Должна была не поверить, что лошадь без крыльев может лететь, но я знала, что она полетит. Я знала, кто мы – мы Дикая охота, мы грядем с неба.
Копыта лошади не столько рассекали воздух, сколько бежали по нему. На каждом шаге они одевались зеленым пламенем, словно пустой воздух был дорогой, различимой только для нее. Шолто мчался бок о бок со мной на многоногом жеребце, а вокруг неслись летуны, сияя и ведя свою песню. Но за нами, в нашем воздушном следе, мчалось то, отчего люди станут смотреть в сторону и прятаться в домах. Они не поймут, почему, просто не будут на нас смотреть. Подумают, что перекликается стая птиц или ветер завывает в небе.
Мы мчались в сиянии магии и белизны, и черные сны летели у нас за спиной.
Глава шестая
Лошадь подо мной мчалась вперед, копыта яростно пожирали расстояние. Мускулистая спина и грива, в которую я вцепилась руками, были настоящими, живыми, но остальное... остальное было как во сне. Возможно, ощущение нереальности всегда сопровождает влившегося в Дикую охоту, а может, сказалось потрясение. А еще возможно, что мой мозг таким образом просто защищал меня от зрелища, которое погубило бы мой смертный разум.
Шолто мчался рядом на своем бледном коне, волосы летели у царя за спиной сияющим плащом – белые с проблесками желтого, словно в них запутались солнечные лучики, словно жаркий желтый свет попался в ловушку их бледной прелести.
Февральский морозец сгущался вокруг нас, поглаживал мои голые руки и ноги, но пар изо рта не шел, кожа не зябла. Холод ощущался, но как будто не имел власти надо мной. Из ноздрей моей лошади валил дым, не пар. Мне припомнились рассказы о лошадях Дикой охоты, с огненными глазами и огненным дыханием преисподней, вырывавшимися из ноздрей и пасти. Мы могли бы ехать на тех самых – черных, дышащих пламенем и ужасом – лошадях, но что-то в моей магии преобразило охоту, и теперь она не столь инстинктивно вызывала ужас.
Если прямо на тебя мчатся черные огнедышащие лошади, никто не усомнится в их злобном намерении, но если кони белые, пусть даже глаза их пылают разноцветным пламенем, а из-под копыт выбиваются язычки зеленого огня, неужели вы сразу заподозрите недоброе – или замрете на миг, восхитившись их красотой? Мы летели в небе ожившим Млечным путем – если Млечный путь мог бы расцветиться красками и распасться на живые существа, способные лететь сквозь тьму.
Я оглянулась и увидела, что следом мчатся еще лошади без всадников, накатываясь на нас, словно морской прибой. И собаки бежали тоже, белые с рыжими пятнами, как обычные наши гончие, только глаза у них светились, да еще сложением они были потяжелей, чем те стройные псы, что пришли под мои руки всего несколько недель назад. Те больше напоминали грейхаундов, а эти – громадных мастифов, не считая масти. Они светились в темноте белыми призраками в мазках сияюще-рыжих пятен, словно на чистоту их шерсти пролили кровь.
