Военных преступников, находившихся на службе американской армии или ЦРУ, которые особо «отличились» своим рвением и «талантами», было много, слишком много: рядовых солдат и младших офицеров, в кровь которых, будто наркотик, входила потребность убийств и пыток, но их художества были бы невозможны без тех тайных и явных руководителей, кто составлял стратегии и планы. Одним из таких «режиссеров» происходившего «фильма ужасов» стал Уильям Колби — представитель ЦРУ в Сайгоне, который спланировал одну из наиболее «эффективных» операций, усовершенствовавшую зачистку территорий от партизан, доведя уничтожение людей до дьявольской методичности. Колби был одним из тех американских «военных специалистов», которые считали, что лучше убить тысячу невиновных, чем упустить одного коммуниста. По одним лишь официальным данным, на его совести не менее 26 000 жертв.
Личность Колби, надо сказать, довольно примечательна, это благообразный господин, имевший блестящее образование и неплохие манеры, а также семью и пятерых детей, которых нежно любил.
Когда я читал о Колби и о его «соратниках», то волей-неволей вспоминал офицеров гитлеровского рейха, «заведовавших» массовым истреблением людей в лагерях смерти. Сопоставление самых знаковых характеристик этих людей натолкнуло на мысль, что военных преступников можно условно разделить на две основные группы: к первой принадлежат такие убийцы, которые нежны и добры в обыденной жизни, и особенно в семье, любят своих детей, бывают привязаны к обожаемой собаке, но, выходя из дома и попадая в пространство своей «работы», они будто меняют сущность, становясь машиной подавления, пытая и казня людей так, словно жертвы сделаны из другого материала, из другого существа, нежели твои близкие, и потому можно не думать о причиняемых этим существам страданиях.
Ко второй же группе можно отнести людей, которые, становясь военными преступниками, делаются жестоки и безразличны не только к «врагам», но и к своим близким, причем до такой степени, что способны пожертвовать их жизнью, предать их, просто расправиться, порой без веских на то причин. И когда знакомишься с историей их террора или их кровожадных планов, то понимаешь, что нелюбовь к людям в их душе не разделена на некие категории, что они ненавидели всех, каждого человека, не желая проявлять доброту хоть к кому-нибудь.
К примеру, небезызвестный нам Джеймс Форрестол, являвшийся военно-морским министром США и яростно настаивавший на строительстве как можно более мощных средств наступательной войны и массового убийства (ему принадлежит и идея создания авианосного флота США), был настолько безразличен к собственной семье, что довел жену до тяжелого нервного расстройства, а к детям относился как к посторонним, чужим существам. Известен случай, что он оставил детей в такой ситуации, которая угрожала их безопасности, а то и жизни: находящемуся в Лондоне Форрестолу позвонили однажды его сыновья, одному из которых на тот момент было шесть лет, другому — восемь (по несчастливому стечению обстоятельств они потерялись, опоздав на самолет в парижском аэропорту); сумев дозвониться до отца, мальчики обрадовались, однако папаша сказал, что не собирается ничего делать, велел им добираться до Лондона так, как они сами посчитают возможным, и повесил трубку. В тот день он просто бросил их на произвол судьбы.
У Форрестола было много важных дел, он планировал тактику массовых убийств, и ему некогда было цацкаться с двумя сопливыми существами.
Так вот, Уильям Колби принадлежал к совсем другой, к первой категории, он хладнокровно уничтожал десятки тысяч людей, создавал эффективные, системные планы убийств, вовлекая огромное число соучастников, но нежно и преданно любил своих детишек и особенно дочь Кэтрин, которая была больна от рождения (страдала эпилепсией). В разгар «операции», проводимой Колби во Вьетнаме, жена в ужасе умоляла его приехать домой, поскольку душевное состояние их дочери было катастрофическим. Любящий отец все бросил и примчался, но Кэтрин все же покончила с собой. Немалая часть историков связывает ее гибель с обстоятельствами «работы» Колби во Вьетнаме, поскольку, узнав о немыслимом количестве людей, уничтоженных стараниями ее отца, она не смогла жить с этим, ее психика оказалась окончательно уничтожена заодно с десятками тысяч вьетнамцев.
В мемуарах, которые спустя годы опубликовал Уильям Колби, он юлит и оправдывается, пытается опровергнуть факт прямой связи двух этих событий (его зверств во Вьетнаме и самоубийства дочери), но звучат эти оправдания весьма неубедительно. И неубедительность эта усиливается тем, что, помимо Кэтрин Колби, самоубийством окончило жизнь более 150 тысяч американских «ветеранов» Вьетнама, в частности, эту цифру назвал участник вьетнамской кампании Чак Дин, опубликовав свои воспоминания в 1990 году и утверждая, что к данному моменту таково число наложивших на себя руки. Хотя лишь часть из этих самоубийц совершила отчаянный поступок по причине угрызений совести, большинство же просто не могло найти себя вне зверской войны, не могло адаптироваться, привести в порядок собственную психику и нервную систему. Немало «ветеранов» вьетнамской войны оказалось вовлечено в криминал.
Колби нежно скорбел о трагически погибшей дочери, но сколько-нибудь искреннего раскаяния в совершенных военных преступлениях он так никогда и не явил миру. Еще при его жизни многие говорили и писали о нем как о монстре, открыто называли его военным преступником, но он лишь продолжал «консультировать» своих старых друзей в ЦРУ, и было заметно, что он ничуть не жалеет, а готов в любой момент снова совершить все, что ему уже довелось. Кстати сказать, и после самоубийства дочери он долго не засиделся дома, а «окунулся в работу», опять улетев во Вьетнам.
Колби дожил до старости, охотно давал интервью. Пожалуй, он олицетворяет собой ту Америку, о которой я пишу в данном исследовании, такую Америку, которая органически не способна понять, что зло, причиняемое ею, — приговор будущему Америки, ее облику в глазах потомков, а не только кошмар для тех, кто вынужден переносить это зло, страдать и погибать по вине американцев.
Возвращаясь к разговору о самом безответственном и чудовищном аспекте американской агрессии, то есть операции «Рэнч Хэнд», заключавшейся в применении химического оружия, приходится констатировать, что вашингтонский режим осуществлял на территории Южного Вьетнама не только геноцид, но и экоцид и биоцид, то есть действия американцев имели целью как тотальное уничтожение людей, так и причинение чудовищного вреда природной среде. Тактика, напомню, заключалась в том, чтобы уничтожить леса и заросли, которые могли служить укрытием для партизан, а также истребить посевы продовольственных культур. Дефолиация считалась одной из основ стратегии «насильственной урбанизации», направленной на то, чтобы опустошить деревни и подорвать тем самым базу национального сопротивления. Применение гербицидов в значительной степени улучшало вертикальную и горизонтальную видимость в условиях бурной растительности джунглей; первая, как правило, улучшалась на 60–90 %. Это имело особое значение для подавления сопротивления в таком регионе, как Южный Вьетнам, где различные по плотности леса покрывали 1/3 территории страны. Уже в 1970 году вьетнамские врачи констатировали наличие хромосомных аберраций у лиц, подвергшихся воздействию диоксина, и тревожный рост числа заболеваний первичным раком печени. От воздействия диоксина пострадали и несколько тысяч американских участников войны. В их семьях до сего дня рождаются неполноценные дети.
