«МЕДОВАЯ ЛОВУШКА» ДЛЯ РОССИИ
«В НАТО тепло обнимут Медведева», — писала западная пресса накануне приезда в ноябре 2010 года в Лиссабон на саммит НАТО президента России. И действительно — Медведеву были уготованы самые теплые слова. «Когда президент Медведев прибудет на саммит НАТО в Лиссабон, он должен быть готов к не вполне обычным ухаживаниям со стороны руководства альянса», — писала перед саммитом газета «Москоу таймс». И привела слова генсека НАТО Расмуссена: «Я глубоко убежден, что Россия разделяет нашу точку зрения, что пришло время перестать бояться друг друга, что пришло время начать работать вместе».
«НАТО не представляет угрозы для России, — говорится в новой стратегической доктрине альянса, принято в Лиссабоне. — Напротив, мы хотим видеть реальное стратегическое партнерство между НАТО и Россией». А Барак Обама призывал к «перезагрузке» отношений между Россией и альянсом — по образцу российско-американской перезагрузки.
Прогресс? Да, но только на словах. Ведь НАТО полно решимости выстраивать такое партнерство на собственных условиях. Во-первых, в новой доктрине нет ни слова о главной внешнеполитической инициативе России — договоре о коллективной безопасности в Европе. Во-вторых, ясно дается понять, что альянс по-прежнему намерен включить в свои ряды и Грузию, и Украину. Более того: альянс хочет ограничить наши возможности размещать нужные нам войска на границе с Грузией. В Брюсселе это называют транспарентностью, то есть принципом прозрачности. На самом же деле, речь идет о том, чтобы лишить нас суверенитета в вопросе обеспечения нашей безопасности и безопасности наших союзников, и о том, чтобы добиться контроля над передвижением наших войск на нашей собственной территории. При этом от нас ждут еще большей поддержки по Афганистану и Ирану.
Не многовато ли? Впрочем, нам постоянно намекают: мол, двери в НАТО открыты для России — конечно, когда она будет отвечать всем требованиям альянса. Об этом не раз говорил, например, представитель США в НАТО Иво Даалдер.
Но надо ли Росси думать о вступлении в НАТО? Не кроется ли здесь для нас «медовая ловушка»? Ведь стоит нам включиться в обсуждение такой возможности, как мы тут же потеряем все аргументы против расширения альянса на Украину и Грузию. Если мы сами начнем готовиться к вступлению в НАТО, то как мы сможем возражать против включения в состав альянса соседних с нами государств? При этом надо отдавать себе отчет: список требований со стороны НАТО к нам будет длинным и серьезным. Речь пойдет о том, чтобы в НАТО вступила не нынешняя Россия, а совершенно другая Россия, готовая расстаться со значительной частью своего суверенитета и признать приоритет над собой главной страны альянса — Соединенных Штатов.
Конечно, официальная доктрина НАТО гласит, что в альянсе все равны — от Америки до Люксембурга. Но когда-то знаменитый британский писатель Джордж Оруэлл в повести «Скотский хутор» ввел в оборот знаменитую формулу: «Все животные равны, но некоторые животные более равны, чем другие». В альянсе самую важную роль играют США — и они там «намного более равны», чем все другие. На равный статус с США нам выйти не позволят, даже если мы окажемся в альянсе. Да и трудно вообще допустить, что нас туда примут: зачем, спрашивается НАТО, страна, имеющая четыре с половиной тысяч километров общей границы с Китаем? Зачем альянсу давать нам гарантии безопасности от новой азиатской сверхдержавы?
Словом, как только мы соглашаемся даже на обсуждение темы вступления в НАТО, мы сразу же оказываемся в проигрыше. С одной стороны, мы должны будем доказывать свою верность идее союза с НАТО, что ограничит нашу свободу маневра. С другой, нас будут держать в предбаннике долгие и долгие годы, выдвигая к нам все новые и новые требования, а нашим соседям тем временем действительно откроют двери в альянс. Ничего хуже с точки зрения наших национальных интересов нельзя и придумать.
И самое главное: никакого реального прогресса в Лиссабоне ни по т. н. совместной ПРО, ни по другим вопросам достигнуто не было. Что еще раз подтвердило: в НАТО горазды на обещание и риторику, но это — и все.
МОДЕРНИЗАЦИЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
Может ли внешняя политика сыграть решающую роль в модернизации России? И нужно ли менять наш внешнеполитический курс ради обеспечения наилучших условий для модернизации? А если менять, то насколько? Все эти вопросы в последнее время оказались в центре политических дискуссий. Что же говорит нам уже накопленный опыт?
На протяжении последних 20 лет мы испробовали разные схемы и разные концепции общения с Западом. У нас был опыт козыревско-ельцинской дипломатии, затем примаковско-ельцинской дипломатии, затем путинской дипломатии. Сейчас у нас появляется опыт медведевско-путинской дипломатии. Но одно остается неизменным: мы частично сближаемся с нашими западными партнерами, а частично им противостоим. Мы частично пытаемся играть роль противовеса тем же Соединенным Штатам, а частично идем по пути интеграции в те структуры, где США и другие западные державы на протяжении долгого времени играют ведущую роль. И это, судя по всему, единственно возможная для нас политика, поскольку она обусловлена не нашими симпатиями и антипатиями, а объективным положением России в современном мире.
Надо ли нам существенно менять внешнюю политику ради модернизации, и способна ли внешняя политика существенно помочь модернизации — вот ключевые вопросы. Высказывались различные точки зрения. Одна из них была высказана на самом высоком уровне: смысл ее в том, что эффективность внешней политики должна измеряться ее влиянием на экономику и повышение качества жизни населения. После этого появились призывы полностью подчинить внешнюю политику этим задачам.
Однако оправдан ли такой «экономический радикализм» в подходе к внешней политике? Ведь такую политику проводить совершенно невозможно. Говорить о полном подчинении внешней политики чисто экономическим задачам — это подход чисто идеологический, а не профессиональный. Он нас будет подталкивать лишь к неправомерным уступкам «во имя» привлечения инвестиций и высоких технологий. Китай — признанный лидер по привлечению инвестиций — не идет по такому пути. Потому что внешнюю политику невозможно по определению свести к экономическим задачам. Она должна заниматься и сферой безопасности, и продвижением политических интересов за рубежом, и поддержкой российской культуры и русскоязычных за пределами Родины, и много чем еще, что не укладывается в узкие рамки чисто экономического подхода.
Более того: такая установка, если ее абсолютизировать, способна серьезно исказить понимание национальных интересов страны и систему ее внешнеполитических приоритетов. Об этом говорит наша недавняя история. В первой половине 90-х гг. мы пошли по этому пути и приобрели опыт экономизма во внешней политике. Именно тогда была принята концепция, согласно которой эффективность внешней политики определяется, прежде всего, влиянием на экономическое развитие. В итоге мы имели очень слабую внешнюю политику и очень неубедительное экономическое развитие. Поэтому жестко увязывать эти две вещи представляется принципиально неверным.
Но если ради модернизации все же менять внешнюю политику, то как менять? В сторону чего — в сторону большей уступчивости, в сторону отказа от ряда целей, которые мы считаем стратегическими, в сторону пересмотра системы наших национальных интересов? Здесь налицо объективное противоречие. На идеологическом уровне, когда говорится, что внешняя политика должна отвечать задачам модернизации, то это звучит логично. Однако, если опуститься с высот идеологии на уровень конкретной, практической политики, то это противоречие становится очевидным.
