— Правильно, это известный ростовщик. — Гарранон кивнул. — Не успел Ландислоу вернуть рабыню хозяину, как она сбежала. Мы ищем ее вот уже неделю. Признаться, если бы моему брату не подсказали направляться в Хурог, пристанище беглых рабов, мы никогда не нашли бы беглянку. Ее след привел нас сюда, к туннелю у реки. Нам не удалось открыть решетчатую дверь. Не понимаю, как она смогла туда проникнуть. Но не может быть сомнений: ее следы продолжаются и в самом туннеле.
Рассказывая свою историю, Гарранон больше смотрел на меня, чем на Дараха. Это тоже располагало меня к нему.
Большинство людей в нашем замке зачастую вообще забывали о моем существовании, даже когда я стоял рядом с Дарахом.
Я нахмурился и внимательно оглядел пол.
— Система сброса сточных вод.
Гарранон щелкнул пальцами.
— Конечно! А я-то ломал себе голову над тем, что это за туннель. Ведь эти сооружения построили когда-то гномы!..
Он жестом обвел тронный зал.
— Нет, — поправил его я. — Только сточный туннель — дело рук гномов.
— А-а. — Гарранон кивнул. — В любом случае сбежавшая от нас рабыня находится в подземном туннеле. И мы не знаем, как туда проникнуть.
Вообще-то решетчатую дверь никто не возвращал на прежнее место. Выбравшись в день смерти отца из туннеля при помощи Орега, я больше не ходил на реку. Скорее всего именно Орег закрыл вход в туннель после того, как в него вошла рабыня. Наверное, это происшествие и вызвало в нем сегодняшний приступ.
Удары хлыстом за моей спиной раздавались теперь ритмично и часто, хотя самого Орега вообще не было слышно.
— Мы оставили людей и собак у реки, — продолжил Гарранон. — А сами пришли к вам, чтобы спросить, существует ли где-нибудь другой вход в туннель.
— Нет, — ответил я.
— Ты ведь недавно забирался туда, Вард, — напомнил Дарах. — Наверняка тебе известно, как туда войти.
— Правильно. Я там был. Но в Хуроге не существует рабства.
Гарранон и его брат изумленно оглядели меня с головы до ног, а Дарах сильно нахмурился, догадавшись, что у меня на уме.
Я не испытывал положительных эмоций ни в отношении рабства, ни к Ландислоу. А Орег, судя по всему, решил помочь несчастной беглянке, и у меня не было причин отменять его решение.
— Мы знаем, что она там, — медленно повторил Ландислоу, думая, очевидно, что так я пойму его лучше. — Ее следы подходят к туннелю и продолжаются за решеткой. Мы поставим у того выхода людей, а сами войдем в другой, если он существует.
— Не существует, — спокойно ответил я.
— А ту решетку вы в состоянии открыть? — теряя терпение и забывая о хороших манерах, рявкнул Ландислоу.
Вероятно, он был не на шутку рассержен. Но я плевать хотел на его тон. Я многое слышал о выходках этого типа. Однажды ему удалось затащить в один из притонов Черного Сирнэка совсем юного парнишку. Лишившись денег, тот повесился. А был, как говорили многие, невероятно добродушным человеком.
— Да, я могу открыть решетку, — ответил я, улыбаясь, как будто не вполне понимал, о чем речь.
Дарах нервно дернул головой.
Забыв, наверное, что у меня слабый ум, а не тело, Ландислоу схватил меня за запястья.
— О! Борьбу я обожаю! — воскликнул я, ловко приподнял его в воздух и отшвырнул на несколько футов в сторону — туда, где у камина сидела свора мастиффов. Когда в тронном зале никого не было, а до времени выгула собак оставалось несколько минут, их приводили сюда.
— Не смей! — вскрикнул Дарах. — Что ты себе позволяешь, Вард?
Я обиженно указал рукой на Ландислоу.
— Но ведь он первый начал!
Гарранон отвернулся и обнажил зубы в ухмылке. Я был единственным, кто мог это видеть.
— Уверен, что вступать с тобой в борьбу наш гость вовсе не собирался, Вард, — проворчал Дарах, подошел к Ландислоу, который испуганно закрывался руками от собак, с интересом принявшихся обнюхивать его, и подал ему руку. — Прошу вас, милорд. Запомните, пожалуйста, что мой племянник умеет вести себя вполне цивилизованно, если к нему не прикасаться. Борьба — самое любимое его занятие!
В голосе Дараха звучал явный упрек.
Ландислоу окинул меня злобным взглядом. Он сознавал, что не должен был преступать рамки, ограничивающие поведение гостя.
— Кажется, я понимаю, каким образом мой племянник собирался ответить на ваш вопрос, — сказал Дарах, когда Ландислоу благополучно поднялся с пола и они двинулись назад, по направлению ко мне и Гарранону. — Наверное, кто-то подсказал вашей беглянке, что в Хуроге существует древний закон, запрещающий рабство.
— Я знаю об этом, милорд, — ответил Гарранон. — Но какое отношение этот закон имеет к нашей рабыне?
— Вы не совсем меня поняли, многоуважаемые гости, — спокойно сказал Дарах. — В Хуроге нет рабства. Поэтому если чей-то раб попадает на эту землю, он перестает быть рабом.
Ландислоу, судя по всему, не верил собственным ушам.
— Вы смеетесь над нами?
Гарранон крепко схватил брата за руку и повернулся к Дараху.
— Лорд Дарах, я уверен, что вы пойдете нам навстречу. Сделайте ради нас исключение, мы очень вас просим.
— Нет, — твердо ответил я, несмотря на то что дядя кивнул. — В Хуроге нет рабов. Я, Хурогметен, владелец этих земель, заявляю вам со всей ответственностью: каждый, кто приходит в наши края, обретает свободу и имеет право оставаться у нас. Хурог — пристанище для всех.
Я произносил слова достаточно медленно, так как толкать длинные речи все еще представляло для меня определенную трудность.
Дарах узнал слова, которые я процитировал. Их автором был мой любимый герой — Хурогметен Селег. (Закон, запрещающий рабство, издал не он, а другой Хурогметен, который призвал людей помочь ему возделывать земли; Селег дополнил этот закон.)
Гарранон и Ландислоу вытаращили на меня глаза, будто перед ними стояла корова, внезапно заговорившая человеческим языком.
— Это всего лишь рассказы, Вард, — осторожно произнес Дарах, пытаясь, по-видимому, проверить, сможет ли он меня переубедить.
Я улыбнулся.
— Мама говорила мне, что надо стараться быть во всем похожим на Селега.
В глазах Дараха появилась тревога.
Истории о Селеге, его мужестве, отваге и благородстве были известны каждому человеку, проживавшему в землях Хурога. Все почитали славного предка и, несомненно, поддержали бы в этом споре меня. Дядя прекрасно об этом знал.
— Прошу прощения, господа, но я хотел бы поговорить с племянником наедине, — сказал Дарах, поворачиваясь ко мне и хмуря брови.
