Еще в 1969 г. Герхард узнал о том, что южноафриканцев предупредили о серьезной утечке информации в верхних эшелонах их командования. ГРУ обеспокоилось и на случай ареста создало легенду о том, что Герхард якобы работал на Израиль. Но арестовали его только в 1983 г., 8 января, в гостинице «Холидэй Инн» в Нью-Йорке, куда он приехал для прохождения курса усовершенствования по математике в Сиракузском университете. В его номер ворвалась целая команда представителей агентов ЦРУ, ФБР и МI6. Специальным рейсом Герхарда доставили в Вашингтон и 11 дней допрашивали в ЦРУ. Рут арестовали дома, в Южной Африке. При аресте агент секретной службы назвал ее «миссис Розенберг» по имени Этель Розенберг, которую вместе с мужем Джулиусом казнили в США в 1953 г. за шпионаж в пользу СССР [334] .
Герхард сказал в своем интервью, что США пытались перевербовать его, но через две недели отказались от этой идеи и вернули в ЮАР. 26 января Бота объявил о его аресте в парламенте. По словам Герхарда, на протяжении следующих месяцев целые делегации разведок всех заинтересованных стран приезжали к нему на допросы. Судили его в Верховном суде в Кейптауне. Суд начался 5 сентября и продолжался четыре месяца. Информация, обсуждавшаяся там, была настолько секретной, что суд был закрытым. Герхарда обвинили в государственной измене, но ему удалось избежать смертного приговора: его приговорили к пожизненному заключению. Рут приговорили к десяти годам заключения [335] .
Рут освободили досрочно, в 1990 г., и она сразу начала кампанию за освобождение Дитера. В своем первом большом интервью после освобождения она сказала: «Он пошел к русским, потому что они были единственной сверхдержавой, боровшейся против апартхейда… То, что мы делали, было единственным, что мы могли сделать в интересах всех южноафриканцев, а не для Советов». Упомянула она и о том, что после своего освобождения Нельсон Мандела посетил и ее, и ее мужа в тюрьме [336] .
Интересно, что Рут отказала в интервью советскому журналисту Б. А. Пиляцкину, сказав ему по телефону: «Я знаю о Вас, но друзья не рекомендовали мне встречаться с Вами для интервью» [337] . Связано это было, вероятно, с отношением Пиляцкина к АНК, о котором он писал в конце 1980-х – начале 1990-х годов не слишком доброжелательно, а «друзьями» были безусловно сами анковцы.
АНК, добиваясь освобождения всех политических заключенных, встал и на защиту Дитера Герхарда, но правительство отказывалось признать его действия политическими. В 1991 г. Музей южноафриканской полиции устроил выставку шпионского оборудования, которое было захвачено у Герхарда при аресте [338] , а в 1992-м журнал южноафриканской полиции опубликовал статью, автор которой пыталась доказать, что Герхард занимался шпионажем исключительно из меркантильных соображений [339] .
В мае 1991 г. вместе с тремя заключенными – членами АНК – Герхард провел в тюрьме голодовку. С требованием его освобождения выступил Крис Хани, руководитель Умконто и генеральный секретарь ЮАКП. «Слава Богу, что АНК с нами», – сказала Рут [340] .
В июне 1992 г. Герхарду впервые разрешили встречу с журналистом. Он говорил о своей жизни в тюрьме, о книгах, которые подарили тюремной библиотеке проведшие там много лет коммунисты Брам Фишер и Джереми Кронин. Герхард тоже подарил тюремной библиотеке книгу – о Большом театре. Вспоминал, как бывал там во время своих тайных поездок в Москву. О своей разведывательной работе он сказал только одно: что толчком к ней стала дружба с чернокожими офицерами из других стран Содружества во время его первой стажировки в Англии и что позже он просто пришел в советское посольство и предложил свои услуги [341] .
Когда Герхард давал это интервью, его освобождение было уже предрешено. 27 августа президент Ф. В. де Клерк сделал официальное заявление о том, что во время его визита в Москву 1 июня 1992 г. Б. Н. Ельцин попросил освободить Герхарда. Этот вопрос обсуждался затем представителями России и ЮАР, после чего де Клерк решил удовлетворить просьбу Ельцина. В тот же день Герхард вышел из заключения и вылетел в Швейцарию, где находились его жена и сын. Поначалу швейцарские власти не хотели давать ему разрешение на въезд, но согласились, когда к ним обратился министр иностранных дел Рулоф Бота. Мандела направил Герхарду письмо, в котором выразил радость по поводу его освобождения [342] .
Комиссия правды и примирения, работавшая в Южной Африке в середине 1990-х годов, рассматривала политические преступления, совершенные всеми сторонами в годы апартхейда. Было рассмотрено и дело Герхарда, и Комиссия сняла с него обвинение в измене.
В Швейцарии, в своем первом интервью, Герхард сказал, что он никогда не был ни коммунистом, ни марксистом, ни даже членом АНК, но не был и обычным шпионом-наемником. Он сказал, что с раннего возраста, когда его пронацистски настроенный отец был интернирован во время войны, он решил стать «гуманистом» и руководствовался этим всю жизнь [343] .
На интервью Герхард был крайне скуп. Их было всего несколько, самое большое – израильскому журналу «Ха’аретз магазин» 7 апреля 2000 г. Оно было перепечатано в южноафриканском еженедельнике «Mail and Guardian» 11 августа того же года.
В последние годы Герхард жил в Кейптауне. Мы попытались через общих знакомых попросить его о встрече. Он сказал, что интервью больше не дает, и от встречи отказался. Но она все-таки произошла, и при странных обстоятельствах. И. И. Филатова пришла на прием к Р. Касрилсу, в то время министру безопасности ЮАР, для интервью по совершенно другому поводу. Он пригласил ее в кабинет и представил сидевшему там Герхарду. Касрилсу нужно было отлучиться, и Филатовой удалось задать Герхарду несколько вопросов. Одним из них был как раз вопрос о том, почему он больше не дает интервью. Герхард ответил, что за ним все еще охотятся несколько разведок и поэтому он старается «сидеть тихо». Однако для нас обещал сделать исключение [344] . Этого обещания Герхард не сдержал, передав через общих друзей, что ничего нового по сравнению с теми интервью, которые уже дал, сказать не может. Но вместе с этим отказом он передал нам и папку с основными своими интервью, опубликованными в газетах разных стран мира.
Герхард был главным, но далеко не единственным советским разведчиком, работавшим в ЮАР. Первая нашумевшая история с разоблачением советского разведчика произошла в 1967 г. Тогда, в ночь с 19 на 20 июля, в Йоxаннесбурге арестовали Юрия Логинова. Арест поначалу держали в секрете, но очень уж был он кстати тогдашним южноафриканским властям, муссировавшим советскую угрозу, и 8 сентября о нем объявил сам премьер-министр Дж. Б. Форстер. Уже на следующий день эту информацию поместили газеты многих стран. Писали, что Логинов был полковником КГБ, прекрасно образован (учился якобы в Московском институте международных отношений и дружил там с сыном министра иностранных дел СССР Анатолием Громыко [345] ), что он побывал в 23 странах мира [346] .
В книге о Логинове, написанной южноафриканской журналисткой Барбарой Карр, говорилось, что Юрий Николаевич Логинов, работавший в ЮАР под именем канадца Эдмундаса Тринки, был послан в ЮАР главным образом для отработки легенды, конечной целью которой должна была быть полная легализация и затем назначение в США. «Вторичные» задания поначалу относились только к южноафриканской бюрократии, например, «выяснить, какие документы нужны иммигрантам из Канады, Австралии, Ирландии и Новой Зеландии» [347] . Если верить книге, эта и другая подобная информация была нужна КГБ, поскольку эта организация собиралась якобы использовать ЮАР как стартовую площадку для подготовки своих кадров.
