Впрочем, о своем происхождении из России Беки говорил не только нам. Наш коллега по кафедре африканистики южноафриканец Лукас Фентер, преподававший у нас язык африкаанс, вспоминал: «… летом 93-го мы с Беки пошли выпить в кабаке около площади Ногина, где он познакомил меня с „родным дядей“. „Дядя“ оказался стариком лет семидесяти в старом советском костюме. Беки сказал мне, что „дяде“ недавно впервые разрешили покинуть закрытый городок, где он до этого работал физиком-ядерщиком и разрабатывал вместе с Сахаровым водородную бомбу. „Дядя“, как помнится, хоть и выглядел нервным, но эту версию не отрицал, ругал Елену Боннэр за то, что она хорошего человека своими взглядами погубила и ближе к полуночи на примере пустых банок из-под пива стал объяснять мне приблизительное действие водородной бомбы. До сих пор для меня загадка, что это было» [376] .
Дж. Сандерс пишет, что в детстве Беки классифицировали как цветного, но мать получила для него свидетельство о рождении под другим именем, и в 1978 г. он учился в «колледже для индийцев» в Дурбане. В начале 1980-х годов часто ездил из ЮАР в Свазиленд по делам молодежной программы Экуменического центра Дьякониа в Дурбане. Так, по крайней мере, говорилось в меморандуме, написанном им для южноафриканской полиции в 2003 г. [377] Вряд ли приходится сомневаться, что этот удобный предлог использовался для целей АНК и ОДФ.
17 ноября 1985 г. в приложении к йоханнесбургской «Sunday Times» была опубликована статья о том, что Хассан Соломон, один из лидеров ОДФ, исчез в ночь на 11 августа. Он сказал семье, что едет на похороны юриста и активистки ОДФ Виктории Мксенге, но с тех пор ни от него, ни о нем не было никакой информации.
Семья беспокоилась, что он был убит или похищен полицией или службой безопасности. Но в январе 1986 г. южноафриканское радио передало информацию о том, что Хассан Соломон живет с индийской семьей на Маврикии, «изучает конституцию этой страны и играет в футбол с местными командами». Еще через несколько месяцев Беки Джейкобс обнаружился в Лусаке, в штабе АНК [378] .
Очень скоро у него начался конфликт с лусакским руководством службы безопасности АНК, которое Беки обвинил в коррупции и эксплуатации бойцов Умконто. Неудивительно, что уже в 1986 г. он оказался в тюремном лагере Кватро. Беки пробыл там около пяти месяцев и, вероятно, не вышел бы живым, если бы его не вызволил Айвен Пиллэй, опытный и уважаемый член руководства АНК, позже занимавший один из руководящих постов в новой Национальной разведывательной службе ЮАР. Беки послали в анковское подполье в Свазиленд, но он попал в заключение за нелегальный въезд в страну и был депортирован обратно в Замбию [379] .
К 1990 г. Джейкобс был снова в центре конфликтов в руководстве АНК и обвинял отдельных его представителей в коррумпированности и сведении личных счетов. Вокруг него стала собираться неформальная группа тех, кто был так же недоволен положением дел. Позже, уже по возвращении в ЮАР, они объединилась и создали компанию «Консультанты Конгресса». Один из тогдашних соратников Беки сказал: «Группа „Консультанты Конгресса“ выросла как противовес влиянию старого руководства. Эти люди концентрировалась вокруг Табо Мбеки, так как он покончил с войной и не ассоциировался с эксцессами лагерей и структурами в прифронтовых странах» [380] . Вот в этот-то момент Беки и послали в Москву.
Документы на иностранных студентов обычно хранятся в архиве ИСАА долго и надежно. Но тайна окружает Беки и здесь. Одновременно с ним на кафедру африканистики под псевдонимом Леонард Тибе поступил другой южноафриканец, Мунту Алберт Баартман. От Тибе в архиве ИСАА осталась целая папка документов, со всеми его зачетками, отметками, заявлениями, документами из Института общественных наук и Университета Дружбы народов им. Патриса Лумумбы, где он учился до ИСАА. От Беки осталось только три коротких документа. Сотрудники ИСАА не могли сказать, куда делись остальные документы и каким образом они могли исчезнуть.
Достоверно известно, что в 1992 г. Джейкобс был переведен в Институт стран Азии и Африки при МГУ им. М. В. Ломоносова из Университета Дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Учился ли он действительно в этом университете и под какой фамилией, мы не знаем. В ИСАА он специализировался по истории Африки. Южноафриканские журналисты писали позже, что у него была и другая функция: собирать деликатную информацию для АНК и ЮАКП и помогать возвращению южноафриканцев, «застрявших» в различных учебных центрах, обучавших их нелегальной работе [381] . Если это и было так, то такими подробностями Беки со своим научным руководителем не делился.
Первый документ – письмо из московского отделения Управления ООН по делам беженцев с просьбой разрешить г-ну Унрания Соломон [так в тексте. – А. Д., И. Ф .] продолжать обучение в Институте и завершить написание своей диссертации без оплаты за обучение. Письмо датировано 21 октября 1993 г. Второе – написанное по-русски с многочисленными ошибками – заявление о приеме в магистратуру ИСАА. Подписано оно U. B. D. J. Solomon, а ниже – Уранин Соломон, бакалавр Дурбанского университета. Специальность – историк. Датировано 24.10.93. Пометки на письме: «Без оплаты с 1 января 1994 г.»; «Зарегистрирован как гражданин Замбии в ОВИР Черемушкинского р-на до 15.04/96. Р-31/10124/01 от 13/11/90/».
Эти письма – отражение того, что происходило с Беки. Переведен он был в ИСАА на бакалавриат, но на занятия ходил мало, потом долго болел – даже попал в больницу (диагноза мы не знаем) и ни диплома, ни даже справки об окончании ИСАА при МГУ не получил. Поэтому и называет себя в заявлении на магистратуру бакалавром Дурбанского университета, а не ИСАА. К 1993 г. структуры АНК за рубежом перестали существовать. АНК легализовался, и его члены уже не могли считаться беженцами, а просто иностранным студентам полагалось за обучение платить. Денег у Беки не было, стипендии тоже. Ему нужно было бы вернуться домой, но он не хотел этого делать. Беки производил тогда впечатление не очень здорового человека. Нам он говорил, что никогда не вернется ни в Южную Африку, ни куда бы то ни было в Африку, потому что уверен, что его убьют. Кто именно, было не вполне ясно – то ли агенты бывших юаровских спецслужб, то ли его оппоненты в АНК. Лукасу Фентеру Беки говорил прямо противоположное: что хочет вести «нормальную жизнь» и думает устроиться на работу на фабрику по производству рыбной пасты недалеко от дома родителей [382] . Может быть, абстрактно ему действительно этого хотелось – только такая жизнь вряд ли пришлась бы ему по вкусу.
Наконец, последний документ – датированная 11 октября 1994 г. просьба о предоставлении академического отпуска до 1 сентября 1995-го «… в связи с тем, что мне надо закончить лечение моей болезни в моей стране». На документе пометка: отчислен: октябрь 1995 г. [383] Беки уехал и не вернулся. Нам сказали, что ко времени отъезда он был в таком нервном состоянии, что за ним приезжал его брат – Хуссейн Соломон, южноафриканский политолог, – и они вместе вернулись в ЮАР.
В одном из некрологов Джейкобса говорится, что в 1990–1994 гг. он «проходил интенсивную подготовку в качестве разведчика в Институте исследований стран Азии и Африки МГУ» [384] . Мы не знаем, какую еще подготовку проходил Беки Джейкобс во время своего пребывания в СССР и где именно. И не было ли его пребывание, например в больнице, прикрытием такой подготовки (именно так скрывал свою подготовку в СССР к операции «Вула» один из ее руководителей Мак Махарадж). Но в Институте стран Азии и Африки при МГУ разведывательной работе не обучают – это нам известно достоверно.
