Головнин осуждал капских голландцев за их обращение с рабами. «Главнейший из их пороков есть, по мнению моему, жестокость, с каковою многие из них обходятся со своими невольниками… Невольников содержат в здешней колонии очень дурно… Сказывают, что с тех пор, как англичане ограничили жестокость господ в поступках к своим невольникам и запретили торговлю неграми, их стали лучше содержать и более пегчись о их здоровье. Скупость, а не человеколюбие, без всякого сомнения, была причиною такой перемены: невозможность заменить дешевою покупкою умерших негров заставила господ обходиться лучше со своими невольниками».
О самих невольниках, да и вообще о небелых жителях колонии Головнин писал мало. Близко общаться с африканцами, будь то свободные или рабы, ему, конечно, не пришлось. Иностранцы, бывавшие тогда в России, тоже не часто писали о крепостных — ведь говорить с ними они не могли.
Головнин подметил и зарождение неприязни между голландцами и англичанами — той неприязни, которая определила политическую историю страны в XIX веке. Головнин не винил ни одну из сторон, просто пытался вникнуть в причины.
При Голландской Ост-Индской компании колонистам жилось трудно. Она даже не разрешала им напрямую торговать с проходящими кораблями — только через ее посредство. А о наказаниях того времени Головнин привел свидетельства очевидца — англичанина Джона Бэрроу. Одно из них, порка, измерялось числом трубок, которые курил чиновник; он мог курить медленнее или быстрее, продлевая или сокращая пытку.
Все это англичане отменили. «Здешние колонисты… можно сказать, переселились в земной рай с покорением колонии английскому оружию, в сравнении с варварским, купеческим правлением, под тяготою коего они стенали. Безопасность жизни и имущества, ничего не значащие подати, совершенная свобода говорить и делать все то, что только не противно законам, справедливейшим в свете, и полная воля располагать и пользоваться произведением своих трудов суть главные выгоды, приобретенные жителями по великодушию своих завователей». Но это отнюдь не расположило голландских колонистов к британцам. «Несмотря, однако ж, на все сии выгоды, доставленные колонии британским правительством, большая половина жителей обоего пола терпеть не могут англичан».
Причина такой неприязни, по мнению Головнина: «Непомерная гордость и беспрестанное тщеславие, коих англичане никогда и ни при каком случае скрыть не умеют, из всего света сделали им явных и тайных неприятелей… Нет ничего справедливее сказанного лордом Честерфильдом в наставлении своему сыну, что тяжкая обида позабывается скорее, нежели колкая насмешка». Современники могли усмотреть, что Головнин пристрастно относился к Великобритании, глубоко уважал английские порядки. Но слепого пристрастия не было. Многое у англичан он критиковал.
Это первое подробное и опубликованное русское описание Капской колонии дало российскому читателю весьма полное представление об этом крае земли. Более всесторонней и четкой характеристики увиденного на Капе не появлялось в России за все XIX столетие. Отчасти потому, что после Головнина никто не жил там столь долго. Но главное, должно быть, в другом — в личности автора, его кругозоре, наблюдательности.
Южная Африка Головнина куда правдивее того, чем почти через сто лет, в годы англо-бурской войны, пичкали читателя черносотенцы. Для них вся южноафриканская действительность сводилась к тому, что добропорядочные патриархальные буры воюют с «хвалеными либералами» англичанами, и чем больше их убьют, тем лучше.
Книга Головнина вышла в России в 1819 г. и с тех пор издавалась не раз. Нашла она отклик и в Южной Африке. Ее даже перевели на английский язык и издали в том самом Кейптауне, по улицам которого он когда-то ходил. Правда, через полтора столетия — в 1964 г. [35] Но это лишь свидетельствует о ее исторической значимости.
В подстрочных примечаниях перевода даны справки об упомянутых Головниным жителях Капа, английских офицерах, чиновниках. Приведены годы их жизни, должности, титулы, чины. Расшифрованы и разъяснены имена и географические названия, упомянутые Головниным вскользь, с сокращениями. Найден даже подлинник приведенного Головниным извещения в капстадской газете. Его, должно быть, нелегко было найти: Головнин не привел ни названия газеты, ни даты. Ни один факт в книге не опровергнут и не поставлен под сомнение. Наоборот, найденные в Кейптауне материалы даются, как говорится в одной из сносок, «в подтверждение точности сведений, сообщаемых Головниным». Отмечено, что записки Головнина помогли установить, когда и где была построена в Саймонстауне первая обсерватория. Там, где Головнин пишет о Кейптауне и его жителях весьма нелицеприятно, его записи приведены полностью, а мнения не оспорены.
Пребыванию «Дианы» на мысе Доброй Надежды посвящена и глава в книге об истории кейптаунской гавани [36]. Она вышла в Кейптауне в 1985 г. Отношения между СССР и тогдашним правительством ЮАР были враждебными, и это, казалось бы, могло отразиться на публикации. Но — нет! О Головнине написано с большим уважением, хотя он и нарушил данное властям слово не покидать гавань. По мнению авторов, он вполне имел право его нарушить. Дело в том, что Кейптаун запросил правительство в Лондоне, как поступить с «Дианой», но ответ не приходил. Провизия для экипажа «Дианы» была на исходе. Англичане готовы были платить, если его матросы станут работать в порту, но работать на страну, с которой Россия была в состоянии войны, — этого Головнин допустить не мог.
Так что автор книги вполне оправдывает бегство «Дианы», когда вечером 19 мая 1808 г. Головнин приказать обрезать канаты двух якорей и, подняв паруса, ушел в открытое море. Начальнику Саймонстаунского порта, английскому вице-адмиралу Берти, Головнин оставил письмо с объяснением своего поступка. Оставил письма и тем, с кем в Кейптауне и Саймонстауне у него сложились добрые отношения.
Гавань на полпути между Петербургом и Камчаткой
Вскоре появления андреевского флага у мыса Доброй Надежды стали привычными. Плавания проводились главным образом для перевозки грузов и для описи берегов северной части Тихого океана. Одни суда, подобно «Диане», заходили на мыс, другие плыли мимо. Водное сообщение Петербурга с Дальним Востоком и Русской Америкой стало постоянным, а пути было только два — вокруг Африки или вокруг Южной Америки. Лишь с 1869 г. Суэцкий канал принял на себя большинство рейсов.
Недолгий перерыв в кругосветных и полукругосветных плаваниях русских судов наступил после похода «Дианы» и был связан с Отечественной войной 1812 г.
Но уже в 1814 г. южную оконечность Африки обогнул, направляясь в Русскую Америку, корабль «Суворов». Вел его 28-летний М.П. Лазарев, впоследствии знаменитый адмирал. В 1818 г. в Столовой бухте стоял бриг «Рюрик». Его вел другой известный мореплаватель, Отто Коцебу, сын писателя Августа Коцебу, автора драмы «Бениовский». Из Капстада «Рюрик» пошел к о-ву Св. Елены, где англичане, охранявшие Наполеона, встретили его огнем береговой батареи. В 1819 г. в южноафриканских водах Головнин оказался снова: в кругосветном путешествии на шлюпе «Камчатка», теперь уже подойдя к Южной Африке с востока.
