Не зная об этом, родосский наварх Дамагор вывел из гавани шесть кораблей и отправился на ее поиски. Митридат, увидев это, послал против него 25 своих судов, но сам участия в бою принять не пожелал, у него и так за прошедший день было предостаточно поводов для волнений. До самой темноты понтийский отряд гонялся за родосским, который не уступал ему в маневренности, но Дамагор, прекрасный моряк, сначала закружил врага, а потом внезапно атаковал: два корабля отправил на дно, два загнал к ликийским берегам, а сам скрылся в ночи. Но какого-либо влияния на ход осады это сражение не оказало, и все продолжало идти своим чередом — родосцы и римляне не могли выйти из города, а Митридат не мог его захватить.
Положение изменилось, когда к острову на кораблях подошла из Анатолии тяжелая пехота Митридата, а также осадная техника. Но, казалось, сами богини были против того, чтобы царь Понта достиг успеха на острове Родос. Северный ветер поднял на море волнение и понес царские корабли прямо к берегу, пока навархи и команды боролись с волнами, из гавани вышел родосский флот. Царские суда из-за сильной непогоды были рассеяны по морю и не смогли сначала организовать достойного сопротивления: одни корабли родосцы протаранили и потопили, другие подожгли, а третьи взяли на абордаж и потянули за собой в гавань, только пленными Митридат потерял 300 человек. Но и это сражение никак не повлияло на ход осады, войска в итоге высадились, и царь начал подготовку к штурму.
По его приказу на двух кораблях соорудили самбуку — огромную осадную башню, с которой перекидывался мост на стену осажденного города. Благодаря перебежчикам, царь обладал информацией о том, где удобнее всего вести приступ, и, исходя из полученных сведений, решил атаковать одновременно с моря и с суши, там, где городские стены были невысоки. Атака на гавань должна была быть отвлекающей и наноситься с большим шумом и криком, а вот основной удар планировали нанести незамеченным пока противник будет занят на другом участке обороны. И самое главное, атака должна была начаться по сигналу, который огнем должны были дать царские шпионы. Но Митридат предполагает, а боги располагают, и все пошло наперекосяк, не так, как надеялся царь. Огни родосской стражи понтийцы приняли за сигнал к атаке и бросились вперед гораздо раньше срока. Яростные бои разгорелись на стенах и у входа в гавань, они продолжались всю ночь и утро и в итоге царские войска были отбиты по всем направлениям. Ночной штурм провалился, но Митридат отступать не собирался и теперь все свои надежды возлагал на самбуку.
В этот раз царь повел приступ со стороны моря, помимо самбуки в атаке было задействовано множество мелких судов, и вся эта армада двинулась к стенам. С осадной башни летели стрелы и дротики, защитники города, поражаемые понтийцами, один за другим валились с городских укреплений, но на место павших спешили новые. Огромный мост упал с башни на гребень стены, и в бой вступила тяжелая понтийская пехота, схватившись врукопашную с оборонявшими стену римлянами. Исход боя был не решен, когда огромная самбука начала заваливаться на бок и в итоге рухнула от собственной тяжести. Очередная неудача охладила воинственный пыл Митридата, и царь решил оставить Родос, а военные действия перенести на материк, в Ликию. Там понтийская армия осадила город Патары и начала готовиться к приступу, но что-то опять не задалось, и Митридат, махнув на все рукой, отправился в Эфес, поручив войну с ликийцами стратегу Пелопиду. А сам владыка Азии занялся в это время решением важнейшего стратегического вопроса — организацией вторжения в Балканскую Грецию. От личного участия в этом грандиозном мероприятии царь уклонился, зато силы и средства выделил громадные. Армия и флот под командованием стратега Архелая должны были привести под его высокую руку Кикладские острова, подчинить остров Делос, а затем высадиться в Элладе и поднять ее на борьбу с Римом. Главный упор должен был быть сделан на заключение союза с Афинами и для этого с экспедиционным корпусом направлялся специальный уполномоченный Митридата — философ-эпикуреец Аристион, уроженец этого древнего города. Другая армия, под командованием царского сына Аркафия, должна была перейти Геллеспонт и вдоль фракийского побережья вторгнуться в Македонию, разгромить ее наместника вместе с легатами, а затем, войдя в Грецию с севера, соединиться там с армией Архелая и его греческих союзников. Митридат размахнулся очень широко, и по его замыслу этот удар должен был окончательно сокрушить могущество Рима в Восточном Средиземноморье. Ну а сам он, устав от превратностей войны, решил заняться делами, столь милыми сердцу любого правителя — набором и муштрой войск, общением с любимыми женщинами, а также раскрытием заговоров против своей персоны.
Глава IV
Борьба за Элладу (87–85 гг. до н. э.)
Нам не страшен Рим!
Сделав свою ставку в Эфесе и крепко обосновавшись в Малой Азии, Митридат на некоторое время отошел от ратных дел и предался разнообразным удовольствиям в обществе молодой жены, предоставив дальнейшее ведение войны своим полководцам. Армии и флоты царя победоносно двигались на Запад, и везде понтийцев встречали как освободителей. Для порабощенных Римом народов настал долгожданный миг свободы. Одна армия, под командованием царского сына Аркафия двигалась в Македонию, имея целью освободить страну от римской власти, а затем с севера вступить в Элладу. Но главные операции развернулись в районе Эгейского моря, где действовал царский стратег Архелай. Обладая мощным флотом и достаточным воинским контингентом, он начал освобождение островов и в решающем сражении за Делос одержал безоговорочную победу. Стратег действовал согласно политике своего повелителя: захватив остров, он устроил на нем тотальную зачистку, перебив до 20 000 человек, причем, как отметил Аппиан, из них «большинство было италийцев».
События «Эфесской вечерни» повторились в гораздо меньшем масштабе, но, судя по всему, и здесь не обошлось без активной поддержки коренного населения. А дальше Архелай, выполняя пожелания царя, поступил очень разумно и, вступив в тесный контакт с представителями Афин, стал вести дело так, чтобы этот древний и славный город выступил на стороне Митридата против Рима. Пропагандистский эффект от этого был бы необычайно велик, недаром Афины называли «Солнцем Эллады», а потому стратег действовал с размахом, не мелочась, понимая всю ответственность данного момента. Сделав Делос разменной монетой, Архелай его со всеми укрепленными пунктами передал афинским представителям, исходя из того, что раньше этот остров принадлежал Афинам. И в итоге своего достиг — Афины заключили союз с царем, а военачальник Митридата, воспользовавшись моментом, вручил афинянам казну острова, и под этим предлогом направил к ним 2000 воинов, якобы для охраны денег. Во главе предприятия встал Аристион, родом афинянин, философ-эпикуреец, доверенное лицо Митридата, который должен был по прибытии в город поднять его на борьбу с римлянами. И здесь мы можем наблюдать один очень интересный момент, в сочинении Афинея «Пир мудрецов» целая глава посвящена Аристиону, правда, там он выведен под именем Афиниона. Сказать, что автор не испытывает симпатии к своему герою, значит ничего не сказать, он у него персонаж сугубо отрицательный, ведущий афинян по гибельному пути. Но если внимательно вчитаться в отрывок, который будет приведен ниже, то можно увидеть действительно ценнейшую информацию: не Митридат, а афиняне начали первые подготавливать почву для этого союза! «Здесь афиняне избрали его послом к Митридату, шедшему в это время от удачи к удаче. И вот Афинион втерся в доверие к царю, стал одним из его ближайших наперсников и сделал при нем блестящую карьеру. Тогда он принялся рассылать письма , в которых возбуждал афинян пустыми посулами: его-де величайшее влияние на каппадокийского царя позволит им не только избавиться от римских недоимок и даней, чтобы жить в мире и согласии , но и можно будет восстановить демократическое правление и получить от царя великие дары государству и отдельным гражданам. В конце концов афиняне и впрямь польстились на это и поверили в крушение римского владычества». В изложении Афинея ход событий выглядит довольно странно: сначала граждане Афин посылают Аристиона зачем-то послом к Митридату, а уже оттуда он их убеждает с помощью писем восстать против римлян. Но странности так и останутся странностями, если не посмотреть на вещи реально, а реальность заключалась в том, что афиняне посылали Аристиона узнать, могут ли они в случае восстания против Рима рассчитывать на вооруженную помощь Евпатора и обговорить с ним условия союза. И когда вопрос был решен положительно, Аристион и стал писать письма на родину, докладывая о ходе переговоров и достигнутых соглашениях.
