* * *
Появление Александра в Греции поразило всех, как удар грома, – этого не ожидал никто! Фиванцы, похоже, и сами поверили в те слухи, которые распускали, и для них это оказалось большим шоком, чем для кого-либо. А Македонец, едва только получил известия о происходящих в Греции событиях, отнесся к ним очень серьезно – если все это не пресечь на корню, то вместо похода в Азию его будет ждать война с восставшей Элладой. Он прекрасно понимал, что самое главное сейчас – это не дать своим врагам объединиться, бить их поодиночке, и потому марш его армии был стремителен. Уже на седьмой день похода он прибыл в Фессалию, на шестой – прошел через Фермопилы и вторгся в Беотию, а фиванцы все продолжали осаждать в Кадмее македонский гарнизон и ни о чем не подозревали. Правда, когда до них дошли слухи о наступлении македонской армии, руководители восстания стали уверять, что это подходит Антипатр, а Александр как был мертв, так и остался. Зато когда на следующий день армия царя подошла к Фивам и стала там лагерем, а сам он в добром здравии предложил фиванцам решить дело миром, те, оправившись от удивления, не испугались, а решили дать бой македонскому царю.
Диодор приводит состав армии Александра на тот момент: 30 000 пехоты и 3000 кавалерии, явно больше, чем располагали фиванцы. Через день он перенес свой лагерь ближе к Кадмее, чтобы в случае фиванской атаки на Акрополь быстро оказать помощь осажденным македонцам. А в самом городе произошел раскол – одни, видя явное неравенство сил, хотели идти в македонский лагерь и просить пощады у царя; другие, подстрекаемые изгнанниками и некоторыми из должностных лиц, хотели сразиться с врагом. Положение действительно было хуже некуда – мало того, что перед городом стояла лучшая армия того времени, так и в Акрополе сидел вражеский отряд и в любой момент мог сделать вылазку и ударить в тыл. На военном совете, фиванские военачальники приняли решение биться до конца, и судьба Фив была решена. На что же надеялись руководители антимакедонской партии, в одиночку выступая против такой грозной силы?
А надежда была только одна – на доблесть и воинское умение фиванских гоплитов, и быть может, что подойдет помощь от тех, к кому были посланы посольства. И действительно, помощь шла – из Аркадии к Фивам вышло войско, а этолийцы подняли восстание. Но все произошло так быстро, что никто никуда не успел. Поэтому и пришлось гражданам древних Фив рассчитывать только на самих себя. «Увлекаемые гордостью, они напоминали друг другу об удаче под Левктрами и о других сражениях, когда их изумительная храбрость помогла им одерживать победы, которых они и не ожидали. Так-то фиванцы своей решительностью, в которой было больше мужества, чем благоразумия, обрекли свою отчизну на совершенную гибель» (Диодор). Я уже писал выше, что именно фиванцы на тот момент были лучшими воинами в Греции – слава Спарты померкла после разгрома при Левктрах, а всплеск афинской воинственности, который привел их на равнину у Херонеи, можно назвать случайным. Сравнивая македонцев и фиванцев, Диодор отмечает, что последние «превосходили их (македонцев) железной крепостью благодаря привычке к гимнастическим упражнениям». Еще были живы боевые традиции великих стратегов Эпаминонда и Пелопида, и в итоге восторжествовала фиванская доблесть.
* * *
Фиванские стратеги не собирались отсиживаться за городскими стенами, а решили встретить врага на подступах к городу. Чтобы как-то уравнять численное преимущество македонской армии, свои позиции фиванцы укрепили частоколом, рвами и насыпями, надеясь, что, опираясь на них, им удастся остановить страшный македонский натиск. Боевой дух гоплитов был необычайно высок, они знали, за что сражаются, и знали, что их ждет в случае поражения. Жители города пошли на отчаянный шаг – освободили всех рабов, способных носить оружие и поставили их в строй, а также раздали оружие метекам. Бывшие изгнанники вставали в первые ряды гоплитов, желая как можно скорее встретиться с ненавистным врагом с оружием в руках. Фиванская кавалерия встала за частоколом, чтобы в случае, если вражеская атака захлебнется и македонцы дрогнут, перейти в атаку и нанести решительный удар. Тысячи женщин и детей укрылись в городских храмах, надеясь на помощь богов, жрецы на алтарях десятками резали жертвенных животных, моля олимпийцев даровать победу фиванскому оружию.
Готовился к битве и Александр, но события не форсировал, выжидал, чем же закончатся у фиванцев их внутренние разногласия. А когда увидел, что перед городом начали возводить укрепленные позиции, понял, что время разговоров прошло. С другой стороны, такое развитие событий было ему на руку – в своей победе он не сомневался, а вот грекам появилась возможность преподать показательный урок: судьбу Фив он решил задолго до того, как его войска ворвались в город. Свою армию он разделил на 3 части: одна должна была разрушить фиванские укрепления, другая – вступить в бой с врагом, а третья представляла общевойсковой резерв, который царь планировал использовать там, где обозначится успех или потребуется ввести свежие войска. Под рев боевых труб началась македонская атака – мобильные войска противников вступили в бой и начали поражать друг друга стрелами и дротиками. Затем по сигналу они очистили поле боя, и в сражение вступила тяжелая пехота – главная ударная сила противников. Фиванские гоплиты, лучшие воины Эллады, остановили яростный напор македонцев и вступили с врагом врукопашную. Тесно сдвинув большие щиты, фиванцы стеной встали на пути фаланги, отражая страшные удары македонских сарисс и не давая возможности прорвать свой строй. Там, где пики и копья оказались сломанными, противники схватились на мечах, с остервенением рубя друг друга. Никто не желал уступать, количество убитых стремительно росло с обеих сторон, а исход сражения был по-прежнему неясен. Гоплиты фиванцев оказались достойными славы своих великих предков, воинов Эпаминонда и Пелопида, разгромивших непобедимую спартанскую фалангу. Сражались строем на строй, рубились на частоколе, метали друг в друга копья и дротики. Царь, видя, что македонский натиск начал ослабевать, велел вывести из боя уставшие войска и ввести резерв – по его расчетам, истомленный враг должен был не выдержать нового натиска. Сминая все на своем пути, страшная фаланга двинулась вперед, казалось, нет такой силы, которая способна ее остановить. Но вновь над полем боя прогремел боевой клич фиванских гоплитов, и, еще теснее сомкнув свои ряды, они пошли в атаку на македонский строй – их мужество было запредельным, а силы казались неисчерпаемыми. Тогда по приказу царя один из его друзей, Пердикка, повел своих людей в обход частокола, но свалился замертво, сраженный стрелой, и его на щитах утащили в лагерь. И все же воинам из этого отряда удалось зайти в тыл фиванцам и через незапертую дверь в стене проникнуть в город. Но не это оказалось самым страшным, а то, что командир осажденного в Кадмее гарнизона, Филот (не путать с сыном Пармениона), распорядился идти на вылазку. Узнав, что враг проник в город, фиванские стратеги отдали приказ об отступлении за городские стены, и гоплиты начали организованно отходить, стараясь держать строй. И ничего еще не было решено, когда фиванская конница, так ничем себя в битве и не проявившая, развернула своих коней и бросилась в город, ломая боевые порядки пехоты, сбивая и растаптывая своих гоплитов. В воротах образовалась настоящая давка, дисциплина рухнула, всадники десятками валились в ров и погибали от страшной тесноты. Героически сражавшиеся до этого момента фиванцы заколебались, а македонцы усилили натиск – в этот момент гарнизон Кадмеи, построившись клином, ударил защитникам города в тыл. Единая оборона рухнула сразу, битва разбилась на сотни отдельных сражений и поединков, где каждый фиванец сражался и умирал как мог. Улицы Фив стали полем сражения, группы защитников вступали в бой с македонскими отрядами, но те, сметая все со своего пути, рвались к центру города. Фиванские гоплиты из последних сил сражались у своих домов, отбивались от наседавших врагов на агоре, но их становилось все меньше и меньше. Пощады не просил никто, да и вряд ли бы получил, поскольку за македонцами в поверженный город входили отряды беотийцев, у которых были личные счеты с фиванцами. Начиналась агония древнего города, македонская мощь сломила фиванскую доблесть, и огненные языки пламени уже начинали охватывать городские постройки. Клубы густого черного дыма столбами начали подниматься в ярко-синее безоблачное небо, возвещая Элладе о гибели славнейшего из ее городов.
