Глава 2
Сотер – значит Спаситель
Царское копье
В самом начале весны 334 г. до н. э. македонская армия была собрана у города Дион. Дион – главное национальное святилище страны, и именно отсюда цари всегда выступали в походы. Притаившийся у подножия Олимпа, город и в наши дни производит очень сильное впечатление, а некоторые достопримечательности сохранилось с тех легендарных времен. На равнине у города была построена армия, и царь, в окружении жрецов и прорицателей, приносил жертвы богам. Большинство источников сходятся в определении численного состава македонской армии: 30 000 пехоты, тяжелой, легкой и средней; а также 5000 кавалеристов, соответственно также тяжелых средних и легких. Около 12 000 бойцов было оставлено наместнику Антипатру, ибо Александр прекрасно понимал, что стоит ему уйти с Балкан, как в Элладе может разразиться смута. Да и персидское золото со счетов сбрасывать не следовало, он прекрасно знал, что агенты Царя царей будут подбивать антимакедонские силы на вооруженное выступление. А вот у самого македонского царя с золотом было скудно: «Средств на содержание войска у Александра было, как сообщает Аристобул, не более семидесяти талантов, по словам Дурида, продовольствия было только на тридцать дней, кроме того, по сведениям Онесикрита, царь задолжал двести талантов» (Плутарх). Поправить свои финансовые дела царь мог только за счет державы Ахеменидов, а в том, что так и произойдет, Александр не сомневался. И в контексте этого очень правдоподобно выглядит рассказ Плутарха о том, что царь Македонии перед походом раздарил друзьям все свои владения: «Когда наконец почти все царское достояние было распределено и роздано, Пердикка спросил его: «Что же, царь, оставляешь ты себе?» «Надежды!» – ответил Александр». И что самое главное, основания для таких надежд у него были, и в первую очередь армия, которая маршировала по равнине у Диона. Очень интересное наблюдение по этому поводу оставил Диодор Сицилийский: «Когда он набирал войско для столь опасной войны, он взял в него не сильных юношей, не людей цветущего возраста, а ветеранов, в большинстве своем уже отслуживших свой срок, сражавшихся еще под командой отца его и дядей, так что можно было подумать, что это не солдаты, а отборные учителя военного дела. Командные должности занимали исключительно люди не моложе шестидесяти лет, так что если бы ты посмотрел на начальников лагерей, то сказал бы, что перед тобой сенат какой-то древней республики. Поэтому в сражении никто не думал о бегстве, а всякий – о победе, каждый надеялся не на быстроту ног, а на силу рук». Но не надо думать, что эти ветераны в своем большинстве прослужили Александру до конца – в армии постоянно шел процесс омоложения за счет прибывающих подкреплений, а в разгар кампании царь стал выдвигать на командные должности за храбрость и воинское умение. И лишь теперь, после того как все жертвы были принесены и обряды выполнены, македонская армия двинулась на север – Великий поход на Восток начался.
* * *
Поход Александра к Геллеспонту был стремителен – пройдя мимо Амфиполя и переправившись через реку Стримон (совр. Струма, протекает на территории Греции и Болгарии), он двинулся вдоль фракийского побережья и уже на двадцатый день похода подходил к городу Сест, расположенному на берегу Геллеспонта, месту, откуда всего удобнее переправляться в Азию. Совсем рядом находился городок Элеунт, посвященный герою Протесилаю – согласно мифу именно он был первым греком, который вступил на землю Азии в Троянской войне: но он же и был первой жертвой этой войны со стороны ахейцев. Александр, очень чутко относившийся ко всем пророчествам и предсказаниям, тут же отправился на могилу героя и совершил богатое жертвоприношение: «А цель этого жертвоприношения была такая: да будет ему эта высадка счастливее, чем Протесилаю» (Арриан). В дальнейшем мы увидим неоднократно, как трепетно будет относиться царь ко всем местным легендам и преданиям – и не только потому, что был очень восприимчив к подобным вещам, но и потому, что умудрялся использовать их в целях своей пропаганды и наживать на них неплохой политический капитал. Вот и в этот раз он стремится провести параллели между Троянской войной и своим предприятием, а заодно напоминает и грекам, и своим солдатам, во имя чего ведется война: «Александр закалывает жертвы, испрашивая победу в войне, в которой он избран мстителем за Грецию, столько раз подвергавшуюся нападениям персов» (Юстин). Когда флот из 160 галер отплыл из Элеунта, Александр сам правил кораблем, а на середине Геллеспонта вновь затеял отправление религиозных культов. На жертвы он не скупился, справедливо полагая, что такое грандиозное предприятие без покровительства богов обречено на неудачу. Когда царский корабль приблизился к берегу, Александр, стоя на носу в полном вооружении, размахнулся и метнул копье, которое вонзилось в землю Азии. Этим броском он отныне всем давал понять – эта земля принадлежит ему по праву оружия, и торчавшее из прибрежного песка царское копье это право четко обозначило. Александр первым спрыгнул с корабля и первым ступил на азиатский берег: он пришел туда, куда мечтал прийти его отец, куда мечтал прийти сам и откуда начинается его путь к вершинам славы. Сразу же, по царскому приказу, были сооружены алтари Зевсу, Афине и Гераклу в благодарность за удачную высадку, и тут он был совершенно прав – а что бы произошло, если бы в Геллеспонте вдруг появился персидский флот? Скорее всего Великий поход так и закончился бы, толком не начавшись. Александр страшно рисковал, но рисковал осознанно, понимая, что другого такого шанса может и не быть. Невероятная вера в себя, в свою удачу и свою звезду не подвела его и на этот раз. Теперь перед ним лежали просторы Малой Азии и можно было продолжать поход. Но сначала Александру предстояло кое-что сделать.
* * *
Отправив свою армию под командованием Пармениона в Арисбу, один из городков Троады, сам Александр направился на руины Трои. Пока македонский царь шел в те места, где сражался и погиб его легендарный предок, по всему пути его радушно встречали эллины и местное население – ему подносили золотые венки и встречали как освободителя от персидского господства. В Трое царь занялся жертвоприношениями, в частности посвятил Афине полный комплект доспехов, а в храме Зевса принес жертву троянскому царю Приаму, которого убил его предок Неоптолем. Насколько большое значение придавал всему этому Александр, видно из того, что в храме Афины он взял себе древний щит, который считался священным, и использовал его в боях. Можно только представить, какими восторженными глазами смотрел молодой человек на места, о которых читал еще в детстве, все события «Илиады» оживали перед его взором. И, вне всякого сомнения, Македонец был вполне искренен, когда возложил венок на могилу своего легендарного предка – Ахиллеса. «Он, согласно обычаю, умастил тело и нагой состязался с друзьями в беге вокруг памятника; затем, возложив венок, он сказал, что считает Ахилла счастливцем, потому что при жизни он имел преданного друга, а после смерти – великого глашатая своей славы» (Плутарх). А вот лучший друг Александра быстро сообразил что к чему и тут же возложил венок на могилу Патрокла – и Александра уважил, и перед другими провел параллель: если царь Ахиллес, то Гефестион, соответственно, Патрокл, смотрите и делайте выводы. Но мне кажется, что в этот момент Александр был действительно счастлив: он не думал о том политическом значении, которое будет потом предаваться этому мероприятию, он просто наслаждался тем, что находится там, где жили, сражались и умирали великие герои, чьи имена он слышал едва ли не с рождения. Он всегда очень серьезно относился к тому, что написано в «Илиаде», это были впечатления его детства, а они, как известно, самые яркие. Александр был обязан здесь побывать, и он это сделал, и можно не сомневаться, что воспоминания об этом дне он сохранил на всю жизнь.
