К этой операции готовились особенно тщательно, все прекрасно понимали, что от ее исхода зависит судьба города. Корабли были подготовлены, в экипажи отобрали самых лучших гребцов и самых опытных солдат, вооружили их до зубов и приготовились к решающей схватке. Атаковать решили внезапно, и сначала все шло просто отлично – кипрский флот был захвачен врасплох, несколько судов сразу отправили на дно, а остальные прижали к берегу и нанесли им сильный урон. Положение спасло прибытие Александра с другой частью флота, разыгрался яростный бой на море, в котором тирийцы были оттеснены обратно к городу, а царские корабли стали их преследовать и попытались ворваться в гавань. Однако они были остановлены залпами метательных машин и были вынуждены уйти, а тирийские суда, понеся тяжелые потери, больше на вылазку не отважились. Это стало началом конца, падение Тира было теперь лишь вопросом времени.
* * *
Царь Александр решил развить свой успех, достигнутый на море, и атаку на город повел с северной стороны. Боевые корабли с машинами подходили вплотную к стенам, били в них осадными орудиями, но тирийцы защищались отчаянно. «Так, для борьбы с кораблями, подплывавшими к стенам, они привязывали к крепким бревнам вороны и железные лапы с крюками, чтобы, вытолкнув бревно метательным орудием и быстро опустив канаты, набрасывать крюки на корабль. Крюки и серповидные багры, свисавшие с тех же бревен, повреждали как бойцов, так и сами корабли. Кроме того, они накаляли на сильном огне медные щиты, наполняли их горячим песком и кипящими нечистотами и внезапно сбрасывали их со стен. Ничего другого так не боялись осаждающие, ибо горячий песок проникал под панцирь к телу, прожигал все, к чему прикасался, и его нельзя было никакими усилиями вытряхнуть: люди бросали оружие и, так как все средства защиты оказывались поврежденными, беззащитные были предоставлены любым ударам, а вороны и железные лапы, выбрасываемые орудиями, захватывали многих из них» (Курций Руф). Видя, что атака с севера не клеится, основные усилия Александр направил на юг, с царских кораблей осадные машины день и ночь долбили стены древнего города, нанося укреплениям непоправимый урон. Наконец довольно большой участок стены был сильно расшатан, а в некоторых местах не выдержав напора, с грохотом обрушился в море. Решив воспользоваться моментом, македонские солдаты попытались сразу же через пролом проникнуть в город, но гарнизон отразил их атаку. Царь войска и корабли отозвал, решив подготовить генеральный штурм как можно тщательнее, чтобы он был последним и прошел без каких-либо осечек. Последний час Тира пробил.
* * *
Три дня минуло с тех пор, когда в южной стене города образовался первый пролом. Все это время в македонском лагере кипела лихорадочная суета – армия готовилась идти на приступ. Что этот приступ будет последний, понимали все – от самого Александра до последнего наемника. Еще недавно грозные, сейчас стены Тира были разбитыми и обвалившимися, местами превратившимися в груду щебня. Да и защитники города, сильно убавившиеся в числе, выглядели крайне усталыми и изможденными. На рассвете, когда громкий рев боевых македонских труб взорвал тишину и армия начала выдвигаться на боевые позиции, было видно, как на городских стенах засуетились воины гарнизона, готовясь принять последний бой. Сотни тяжелых пехотинцев поднимались на корабли, тащили за собой лестницы, мостки, веревки – все то, что пригодится при прорыве в город. Наступило последнее утро великой осады.
Македонские легкие корабли, словно осы, кружили вокруг обреченного города, посылая стрелы в защитников, которые готовились к отражению атаки. Большие корабли, на палубах которых высились баллисты и катапульты, наоборот, выходили на боевые позиции, бросали якоря и начинали обстрел городских укреплений. А за ними тесно стояли корабли, битком набитые тяжелой пехотой, чтобы, как только в стене появится крупная брешь, сразу идти в атаку.
Царь Александр, в блестящих доспехах, стоял на носу боевого корабля и смотрел, как выпущенные из катапульт камни с чудовищной силой ударяются в древние стены Тира. От страшных ударов стена сотрясалась до основания, валились вниз целые каменные блоки, поднимая густые облака пыли, рушились кирпичные перекрытия. Расшатанные стены еле держались, и когда, не выдержав свирепой бомбардировки, начали медленно заваливаться, а потом стали с грохотом рушиться в море, боевой клич Македонии прокатился над морской гладью. Груженные пехотой корабли двинулись вперед, солдаты готовили лестницы и мостки, чтобы по ним быстрее забраться на укрепления. Когда суда достигли подножия полуразрушенных стен, десятки лестниц и мостков взметнулись вверх, и по ним хлынула в город македонская пехота. Сверху, на атакующих полетели копья и гарпуны, хлынули потоки смолы и кипятка, но воинов, ведомых своим царем, ничего не могло остановить. Изломав в яростной схватке копье, Александр выхватил махайру и, рубя защитников направо и налево, ринулся со стены в город: толпа солдат бросилась за ним. На узкой улице, захватчиков встретили воины гарнизона и в страшной рукопашной схватке потеснили назад, но македонцы проникли в город в других местах, и защитники побежали на главную площадь. Двинулись в атаку кипрский и финикийский флоты – финикийские капитаны направили свои корабли на заградительную цепь и, разбив ее, ворвались в южную гавань. Они сразу же атаковали стоявшие там тирийские суда, и нанесли им тяжелые повреждения. Вход в Сидонскую гавань не был закрыт цепями, и киприоты, ворвавшись туда, сразу высадили десант и стали захватывать квартал за кварталом. Организованное сопротивление рухнуло, теперь тирийцы сражались каждый сам по себе. На городских улицах воины гарнизона насмерть рубились с озверевшими победителями, многие вставали у дверей своих домов и встречали врагов с оружием в руках. С крыш на захватчиков кидали камни, бросали копья, поливали кипятком. Те из защитников, кому удалось уцелеть в бою на стенах, столпились у царского дворца и, повинуясь командам своих командиров, начали формировать боевой порядок. В дальнем конце площади показались царские гипасписты – сначала их было немного, но к ним подходили все новые и новые товарищи; в итоге, развернув боевой строй, сдвинув большие щиты и подняв копья над правым плечом, элита македонской армии пошла в атаку. Тирийцы бросились им навстречу и два отряда сшиблись посреди городской площади – некоторое время сражение шло с переменным успехом, но из боковых улиц выбегали все новые и новые македонцы, сразу вступали в бой и защитников в итоге опрокинули. Битва закончилась, начинались грабеж и расправа. Месть за то, что не открыли сразу ворота, месть за убитых послов, за пленных македонцев, убитых на стенах города, за тех, кого исподтишка резали на берегу, и за многое, многое другое. По приказу царя не лишали жизни только тех, кто укрылся в храмах, остальным пощады не было. 6000 человек защитников, захваченных с оружием в руках, были казнены на залитых кровью улицах Тира, в городе начали полыхать пожары.
К Александру притащили перепуганных насмерть карфагенских послов и швырнули под копыта царского коня. Валяясь в пыли на площади, знатные пунийские мужи уже прощались с жизнью, вокруг скрученные веревками, покрытые кровью и копотью стояли на коленях пленные, ожидая решения своей участи. Царь объявил свою волю – послов отпустить, Карфагену объявить войну, Тир сровнять с землей, жителей продать в рабство, а 2000 защитников повесить вдоль берега на крестах. Карфагеняне подняли свои грязные лица на царя, и на какую-то секунду им показалась, что вместо прекрасного и грозного лика македонского властелина мелькнул другой – темный, безжалостный, в черных глазах которого бушевало пламя жертвенных костров, и имя которому было Молох. В страхе они дружно ткнулись лицами в пыль, а Македонец, не обращая на них внимания, тронул коня и не спеша поехал прочь – победители, исполняя волю своего господина, приступали к разрушению ненавистного города.
