Даже когда он находился в добром здравии, бывало, что в важные моменты исчезал на несколько недель. После того как в августе 1991 года произошел переворот, он взял шестинедельный отпуск и отдыхал на побережьях Балтийского и Черного морей. После победы на апрельском референдуме 1993 года он снова исчез. Находчивый, смелый и харизматичный во время кризиса, он погрузился в депрессию и апатию, когда поставленные перед ним задачи оказывались рутинным делом. Он построил свою жизнь, как выразился Леон Арон, «не из длинных, искусно сделанных блоков, а из коротких, энергичных и смелых пунктов, за которыми следовали пробелы». Что-то из этого было хитростью – расположить пункты низко для соблазна другим, чтобы они вытянули руки, а что-то рациональной осторожностью – подождать, пока интуиция соберет все части вместе. Но его сторонникам иногда казалось, что он был неспособен ухватиться за возможность.
Был ли он лично коррумпированным? Пресса много раз его в этом осуждала. Однако, как утверждают, было мало достоверных доказательств того, что он разбогател, находясь на должности. В 1998 году прокуроры из Швейцарии и России проверяли утверждение, будто бы албанский бизнесмен, чья компания заключила контракт на восстановление Кремля, дал дочери Ельцина кредитные карты своего швейцарского банка и оплатил их счета. Бизнесмен признался, что получал кредитные карты для Ельцина в знак уважения – в то время ни один банк России не выдавал их, но отрицал оплату каких бы то ни было счетов. Нет никаких доказательств, публично опровергающих этот факт, и ни швейцарские, ни российские прокуроры не предъявили никаких обвинений. С другой стороны, обвинения против некоторых людей из окружения Ельцина были более правдоподобными. Глава кремлевского отдела по управлению делами Павел Бородин был осужден швейцарским судом за отмывание денег, полученных в виде взяток от того же самого албанского бизнесмена. Даже если Ельцин лично не разбогател благодаря своей должности, он несет ответственность за то, что так мало сделал, чтобы остановить вопиющую коррупцию среди своих сотрудников.
Неполноценный как человек, неполноценный как президент – и еще целый список одних лишь неполноценностей, составляющих только поверхностное впечатление о его неординарной личности. В одном теле с неотесанным эгоцентристом был другой Ельцин, уралец, добившийся всего своими силами, который был симпатичен Маргарет Тэтчер. Это был Ельцин, чье мужество считалось само собой разумеющимся даже среди его врагов. Горбачёв заверял своего помощника Черняева, что «Ельцин не сдался, и ничего не могло его сломить», даже когда Горбачёв сбежал от путчистов в Форос. Был Ельцин и таким: надменным со своими друзьями, порой милосердным по отношению к врагам. Когда он услышал, что Хасбулатов, потерявший положение в обществе, хотел попасть в президентскую медицинскую клинику, он сразу же удовлетворил его просьбу. Еще один Ельцин – тот, что не боялся брать на себя ответственность, который разморозил цены и дал свободу соседним республикам, зная, что его всегда будут винить, но также зная, что это правильный поступок.
«Ельцин не сдался, и ничего не могло его сломить».
Его близкие знакомые часто были ошарашены его противоречивым характером. В рабочее время этот шумный кутила был человеком почти болезненной дисциплины, человечком-секундомером, который отказывался принимать помощников, опоздавших на собрание на пять минут; которому нравились аккуратно сложенные цветные папки; который не выносил курения и, в отличие от большинства кремлевских политиков, сквернословия (маршал Шапошников был поражен этим; неужели он не строитель, в конце концов?). Человек, с пренебрежением относящийся к протоколу и старавшийся на королевском приеме в Стокгольме обручить наследницу шведского престола с уже женатым Борисом Немцовым, в своем кабинете был необычайно правильным, настаивая, чтобы все были в пиджаках и галстуках, и обращался даже к своим близким помощникам уважительно на «вы», а не покровительственно на «ты». Он был, говорит его помощник Сатаров, интровертом, но интровертом, который ощущал себя живее всех живых перед публикой. Лидер с мощным самомнением, «жадный к самореализации», как сказал еще один его помощник Лев Суханов, он тем не менее ненавидел местоимение «я» и вырезал его из своих выступлений. Политик, обладающий иногда поразительной интуицией, мог совершить и промахи, как тогда, выйдя со съезда в декабре 1992 года и призвав своих сторонников следовать за ним, но не предупредив их заранее (многие поэтому были сбиты с толку и упустили момент).
Умный, с впечатляющей памятью, он мог быстро прочесть страницу и выбрать нужную информацию для дальнейшего использования. Обеспокоенный ужасом скуки, он терпеть не мог «тупую монотонность», потоки пустых слов, которые были общепринятым языком советского правительства. Чтобы избавиться от раздражения, он обычно доставал карандаш, ломал его на три части и бросал на стол. Если у него в руках не было карандаша, он посылал за ним помощника. Он уважал силу убеждения, потерял всякую веру в министров, которые в трудных ситуациях быстро меняли свое мнение, поэтому таких слабаков он быстро увольнял. Он ненавидел, когда ему противоречили, не любил плохие известия, но все-таки выслушивал все это. И в какие-то критические моменты он изменял свое мнение.
Настоящий
Ельцина часто обвиняют в тех событиях, которые он не мог полностью контролировать. Болезненный экономический кризис был неизбежен в начале 1990-х годов по причинам, имеющим к Ельцину отдаленное отношение, безрассудное печатание денег Горбачёвым и нежизнеспособность большей части российской промышленности, а также снижение мировой цены на нефть (см. главу 6). Решение Ельцина назначить Гайдара и поддержать быструю либерализацию, было мужественным и ответственным поступком. Он совершал ошибки, но по большей части экономическую катастрофу 1990-х годов спровоцировал не он и он не смог бы ее избежать. Но все равно он потерял общественную поддержку.
Ельцина также часто осуждали за то, что не смог пойти на компромисс с правительством Хасбулатова и применил силу, взяв штурмом Белый дом в октябре 1993 года. Эта критика предполагает, что правительство было готово пойти на компромисс. Но конституция, предоставляющая абсолютную власть, и экономический кризис, подорвавший авторитет Ельцина, способствовали тому, что у правительства не было стимула идти на уступки и не было даже намерения сделать это. Хасбулатов и его коллеги вскоре смогли нейтрализовать или упразднить пост президента, сосредоточив власть в своих руках. Можно утверждать, что Ельцин должен был принять это и успокоиться. В конце концов в рамках существующей конституции правительство имело право удалить все проверки его власти. Но учитывая готовность Хасбулатова сотрудничать со сталинистами и неонацистами – анпиловыми, макашовыми и баркашовыми – демократы должны быть благодарны, что Ельцин выбрал другой курс. Когда однажды вооруженные бандиты терроризировали центр Москвы, Ельцин был прав, применив силу, чтобы их остановить.
Ельцина часто обвиняют в тех событиях, которые он не мог полностью контролировать.
Некоторые думали, что Ельцин допустил ошибку, не приняв новую конституцию и назначив выборы в новое правительство после своего триумфа в августе 1991 года. Сам Ельцин думал об этом. Но даже в конце 1991 года съезд не отдал бы мирно свою власть. Когда в том же году в ноябре Ельцин передал проект конституции президентской республики, депутаты «похоронили» его в комитете; они единогласно опровергли его. Как и в 1993 году, он должен был приостановить действие конституции и незаконно распустить правительство. Оставить юридические тонкости в стороне и осуществить это в конце 1991 года большинству россиян показалось бы безумием. После войны с путчистами, на защиту демократии и законности для Ельцина нарушение конституции и роспуск избранного правительства, которое с энтузиазмом поддерживало его инициативу, показалось бы странным актом бонапартизма. Даже если предположить, что Ельцин сумел бы назначить новые выборы в конце 1991 года, то вряд ли они вернули бы основательно законодательную власть, сторонницу реформ. В то время кремлевские советники оценивали, что кандидаты Ельцина выиграют лишь примерно в четверти регионов.
