Чтобы достичь определенных важных социальных целей – развития нанотехнологий, стимулирования высокотехнологичного экспорта и так далее, в 2007 году Кремль начал создавать массовые госкорпорации. Дружки Путина были назначены на высокие посты в каждой из них. Корпорации получили миллиарды долларов государственного бюджета, а также государственный пакет акций в сотнях компаний. Все это должно было находиться под контролем государства, как было сказано, для достижения экономии за счет расширения производства и конкуренции на международном уровне. Но, видимо, ненадолго. В феврале 2008 года Путин пояснил: «В общем, мы будем стремиться к тому, чтобы в течение нескольких лет после осуществленных капиталовложений со стороны государства, после поднятия технологического уровня и капитализации этих компаний постепенно выводить эти компании на IPO и делать их частью рыночного хозяйства. Вплоть до полной продажи отдельных их частей, когда они будут восстановлены, конкурентоспособны не только в стране, но и на международных рынках. Вплоть до полной приватизации». Глава одной из корпораций, друг Путина по Дрездену Сергей Чемезов, казалось, стремился совершенно избавиться от некоторых активов, предоставленных его компании. «Конечно, я не считаю необходимым удерживать все, что было нам передано, – сказал он. – Некоторые части можно продать». Почему он так сильно был заинтересован в их получении, в данном случае немного странно.
Или давайте рассмотрим «газовую войну», которая разразилась в 2005 году, когда по приказу Путина «Газпром» поднял цены на газ для Украины до уровня мировых цен, а затем после отказа Киева платить прекратил его поставки. Многие на Западе рассматривали этот случай как попытку расширить геополитическое влияние России и запугать оранжевых революционеров. Вероятно, отчасти это так и было. Но также это было просто деловое решение, направленное на повышение прибыли «Газпрома» и оказание давления на соседние страны, чтобы они продали свои газопроводы и распределительные станции крупнейшей газовой компании. Несмотря на политическую верность Беларуси по отношению к Москве, ее цена на газ также была удвоена на следующий год.
Даже выбор кроткого Медведева в качестве преемника Путина имеет смысл с деловой точки зрения. Во время президентства Путина приоритетом было накопление капитала, захват крупных компаний и их денежных потоков. К 2007 году это было в полном разгаре. Следующей задачей сторонников президента было узаконить свои богатства путем реприватизации и обмена предложениями, а также диверсифицировать покупки через западные активы. Чтобы сделать это успешно, кремлевские магнаты, даже соперники службы безопасности Медведева, знали, что необходимо поддерживать оптимизм иностранных инвесторов и провоцировать повышение цен на акции. У Медведева были дружественные отношения с Западом, он – образцовый деловой кандидат, бывший корпоративный юрист, который чувствовал себя комфортно в Давосе. Он мог послать правильные сигналы на международном уровне, а Путин как премьер-министр управлял преобразованием активов.
Некоторые журналисты утверждали, что Путин был сказочно богат. Но хотя он и начал носить швейцарские часы Patek Philippe стоимостью 60 000 долларов, нет никаких доказательств, что личное состояние Путина было больше, чем несколько сотен тысяч долларов
[48]
. В любом случае вопрос, принадлежит ли Путину лично часть акций или имел ли он трастовую компанию в Лихтенштейне, содержащую миллиарды долларов, был действительно отвлекающим маневром. Подобно тому, как высокопоставленные чиновники Вашингтона узнают, какое богатство их ждет по ту сторону вращающейся двери, Путин и его помощники могли быть уверены, что их благосклонность будет взаимной, что дружба окупится в будущем. Разница была только в эффекте масштабов, которые были во много раз больше в богатой нефтью Москве. Со своими связями в службе безопасности Путину и его союзникам опасно противоречить.
Выбор кроткого Медведева в качестве преемника Путина имеет смысл с деловой точки зрения.
Бизнес-мотив разъясняет, почему стратегии Путина изменились во время его пребывания у власти. На начальном этапе кремлевские строители империи действовали осторожно, заботясь о том, чтобы не встревожить иностранных инвесторов. Однако дело ЮКОСа в 2003 году стало откровением. Мало того что рынки не впали в панику, так еще и количество акций увеличилось почти два раза в течение следующих двух лет. Причину можно подробно изложить. Однажды утром в апреле 2004 года Владимира Милова, бывшего заместителя министра энергетики и эксперта по нефтяным рынкам, разбудил звонок министра экономики Германа Грефа, который находился в состоянии нервного возбуждения. Алан Гринспен, председатель Федеральной резервной системы, только что процитировал в новостных лентах, что от высоких цен «никуда не деться». Греф хотел знать, правда ли это. Как только нефтяные доходы выросли, Путин и его деловые партнеры отбросили все опасения. Иностранные инвесторы придут в Россию из-за ее запасов полезных ископаемых, почти независимо от политических рисков. В январе 2005 года Андрей Илларионов, либертарианский экономист, к провокационному критицизму которого относительно экономической политики Путина первоначально прислушивались, был понижен в должности. В декабре того же года он подал в отставку. Кремлевские магнаты, уверенные в том, что их неприятные поглощения не напугают рынки, приступили к строительству своих империй быстрее и более открыто.
Для Путина бизнес-мастерство заключалось не только в деньгах. Скорее, он признал, что как для отдельных лиц, так и для государств в современном мире власть не может существовать без большого количества наличных денег. Богатство было необходимо для обеспечения безопасности своих многочисленных личных помощников, которым превратности российской политики могли угрожать в будущем. Именно потому, что вертикаль власти не работает, потому, что правоохранительные органы сильно коррумпированы, и нужны по-настоящему гигантские суммы, чтобы подкупить огромное количество должностных лиц. Нужно иметь возможность тратить больше, чем тратят недоброжелатели. В то же время, учитывая упадок в армии России, проектирование энергетики за рубежом может быть сделано только могущественными конгломератами бизнеса, поддерживаемыми процветающей экономикой. «Там, где правят слабость и бедность, не может быть никакой супердержавы», – сказал он избирателям еще до своих первых выборов. Геополитика стала геоэкономикой.
Оба – и Собчак, и Ельцин – надеялись, что Путин станет тем, кто приведет службы безопасности к демократии, превратив их в новую политическую систему. Незадолго до своей смерти Собчак сказал в интервью:
Мы не боимся власти диктатуры, если Путин станет президентом. Это будет нечто иное… органическая интеграция в государственные силовые структуры, которые до сегодняшнего момента воспринимались как иностранные организации… В чем наша трагедия? В том, что нам достались суды, прокуратура, милиция, армия и ФСБ, имеющие всецело коммунистический менталитет, структуру, методы работы и персонал. Они отстранились, и до сих пор чувствуется их отчужденность. Даже своего рода неприкаянность. Они не нашли своего места в системе российской демократической государственности.
