По словам первой учительницы Веры Смирновой, Медведев Дима был любознательным ребенком, прилежным и зрелым для своего возраста, ужасным почемучкой, замучившим ее своими вопросами. Много лет спустя она вспоминала, как перерыла все справочники, чтобы найти для него информацию о водоизмещении крейсера Авроры – знаменитого корабля, экипаж которого взбунтовался и присоединился к большевикам в 1917 году и который до сих пор пришвартован в петербургском порту. После школы Дима играл во дворе с друзьями всего только десять минут, а затем убегал делать домашнее задание. В третьем классе он начал штудировать десятитомную Малую советскую энциклопедию, которая была у отца. Он рассматривал ее карты, изучал биографические очерки, рассматривал изображения животных.
Летом обычно семья Медведевых уезжала из пыльного города. Сначала они отправлялись в Павловск, в 30 километрах к югу от Ленинграда, где семья снимала небольшой деревянный домик в поместье Екатерины Великой, построенном в конце XVIII века для ее сына, великого князя Павла. Юлия Вениаминовна, которая имела образование экскурсовода, подрабатывала, показывая туристам окрестные достопримечательности. Дима бегал без присмотра в парке или присоединялся к экскурсиям, наблюдая с гордостью, как его мать рассказывала факты о российской истории. Затем они упаковывали вещи, садились в поезд и направлялись на юг к родственникам. Сначала к родителям матери в Белгородскую область, на границе с Украиной, а потом к родителям Анатолия Афанасьевича в Краснодар, на Черное море – в экзотический мир, где мальчик с севера видел деревья, гнущиеся под тяжестью слив и яблок, наблюдал, как местные жители приносили домой ведра с зелеными извивающимися раками, чтобы сварить их на ужин. Афанасий Федорович, дед, был ярым коммунистом, который прошел свой путь до секретаря сельского райкома и получил золотые часы к своему пятидесятилетнему юбилею в качестве подарка от Хрущёва – с тех пор его жена постоянно ругала, что он выбрал слишком скромную награду, хотя мог бы попросить автомобиль, например.
В четырнадцать лет во время прогулки на зимних школьных каникулах, вспоминает учительница, Дима и познакомился со светловолосой девочкой по имени Света Линник, которая училась в параллельном седьмом классе. Это было, как он описывает потом, эпохальное событие – естественное и шокирующее:
Во втором и третьем классах нас очень заинтересовали динозавры. Мы их изучали, рисовали, обсуждали. Более того, я выучил всю периодизацию развития Земли, начиная с архейской эры и заканчивая кайнозойской… Классе четвертом-пятом я увлекся химией… Опыты ставил. Потом спорт начался. Мы ходили на тренировки по три-четыре раза в неделю… И потом все это закончилось в одно мгновение. Началась новая жизнь.
Десять лет спустя они поженились. Их сын Илья родился в 1996 году. Тринадцать лет и девять остановок метро отделяли молодого Медведева от Владимира Путина. К тому времени Дима учился в школе, а Путин уже работал в Большом доме – ленинградской штаб-квартире КГБ. Учитывая факты их детства и юности, эти двое воплотили совершенно разные образы. Автобиографические интервью Путина представляют его как подростка-хулигана, который, чтобы защитить себя в уличных драках, занимался боксом и дзюдо. Вместе со своими друзьями он тайком проникал на черноморский лайнер и прятался в спасательной шлюпке. Медведев же не видит необходимости в том, чтобы подчеркивать свои мужские подвиги. Он описывает, как у себя в квартире в Купчино они с матерью слушали музыку Энгельберта Хампердинка и говорит о том, что «нужно уделять разумное внимание своей одежде». Он пил и курил, как сам говорит, без фанатизма. В юношеские годы повальное увлечение патриотическими шпионскими фильмами и художественной литературой о войне уступало увлечению популярной культурой Запада, которое просачивалось в советское общество в моменты ослабления международной напряженности. Молодой Медведев мечтал о настоящих джинсах Levi’s или об альбоме «Стена» 1982 года группы Pink Floyd – и то, и другое стоило примерно как месячная заработная плата среднестатистического советского работника.
Осенью 1982 года, когда ему исполнилось семнадцать лет, Медведев поступил в ЛГУ, чтобы изучать право. Путин окончил этот же факультет семь лет назад, написав курсовую работу по международному праву. Сначала Медведев смог поступить только на вечернее отделение, но он учился настолько усердно, что ему разрешили перейти на дневное отделение сразу после первого курса. Чему же обучали в таких заведениях? Учитывая сильную приверженность Медведева к праву и его альма-матер, этот вопрос стоит того, чтобы подробнее его рассмотреть.
В марксистской идеологии закон был довольно обыкновенным средством, с помощью которого экономически господствующий класс данной эпохи подавлял другие классы. В этой концепции не было места для понятия права как воплощения сверхъестественного значения или как автономной системы, которая бы контролировала власть правителей. Маркс высмеивал «идеологический вздор о праве и другой ерунде», которую можно найти в трудах «демократов и французских социалистов». Ленин, верный учителю, рассматривал правовые кодексы, которые большевики унаследовали, только лишь в качестве руководства по эксплуатации к капиталистическому господству. В условиях диктатуры пролетариата их можно было заменить законами, служившими рабочему классу. Новые уставы, даже если бы они сначала не были надежно введены в действие, будут служить для обучения масс социальной справедливости, а суды будут использоваться в качестве инструмента принуждения, наряду с террором экспроприировать буржуазию и защищать революцию.
При Сталине «политическая гибкость» закона, как описал ее один теоретик 1930-х годов, служила для распространения уязвимости, чтобы создать что-то сродни первородному греху, от которого не мог бы сбежать ни один гражданин. Законы были написаны таким образом, что не согласовывались с советской действительностью, в которой каждый был вынужден нарушать некоторые уставы. «Был бы человек, а статья найдется», – шутили прокуроры. Показательный процесс, используемый с апломбом талантливым прокурором Сталина Андреем Вышинским, объединял свойства закона и новый театр террора. С почти педантичной приверженностью букве закона Вышинский стремился захватить положительные коннотации судебных процедур и скрыть насильственное принуждение традиционного строя.
После смерти Сталина началась постепенная и неустойчивая рационализация и дерадикализация. Ученые делали гораздо больший упор, чем прежде, на процедурные формальности, точность и последовательность. Но надежды ученых не оправдались из-за внезапного подъема либерализма среди лидеров страны. С одной стороны, это была часть общей реакции против напряжения сталинизма, отражающей признание необходимой предсказуемости, так как экономика становилась все более сложной. С другой стороны, новые акценты в судебных процедурах относились к многочисленным интересам юристов, чей статус был связан с требованием к судам следовать сложным кодексам, которые только они и запоминали. По-настоящему беззаконному обществу, в конце концов, вряд ли были необходимы юристы.
Советское право оставалось глубоко нелиберальным. Хотя личная собственность была признана в конституции 1936 года, понятия «частная собственность» не было. Можно было иметь собственную одежду, мебель, автомобили, даже какое-нибудь жилье для личного пользования, но средства производства и земля были под запретом. Не существовало никакой состязательности, не было разделения властей. Суды, как и все другие государственные органы, на практике были подчинены партии, и судьи были просто государственными служащими. Права лиц в отношении государства были гарантированы только «в соответствии с интересами народа и в целях укрепления и развития социалистического строя» (статья 50 конституции Брежнева 1977 года). «Телефонное право», применяемое партийными работниками для обучения судей по телефону, было обычным явлением.
