Книга История России. От Горбачева до Путина и Медведева, страница 65. Автор книги Дэниэл Тризман

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «История России. От Горбачева до Путина и Медведева»

Cтраница 65

Весной 1989 года несколько сотен реформаторов получили места в съезде народных депутатов СССР. Чтобы объединить демократов со всей страны, они образовали коалицию, Межрегиональную группу, сопредседателями которой был Андрей Сахаров, Борис Ельцин, эстонский активист Виктор Пальм и некоторые другие (см. главу 1). Предполагая, что Коммунистическая партия будет у власти в течение некоторого времени, они сосредоточились на изучении приемов правительственной оппозиции – запросов, поправок, речей и других маневров. Но развитие общесоюзной реформистской партии было прервано республиканскими и местными законодательными выборами 1990 года. Российские активисты поняли, что могут получить больше влияния на субнациональных уровнях. «От тактики оппозиции… мы перешли к тактике борьбы за власть на ее нижних этажах», – напомнил Гавриил Попов, реформистский экономист, позже избранный мэром Москвы. В пылу сражения риторика перешла от демократии и рынков к национальному самоопределению. Национализм стал способом агитации за голоса избирателей, направляющим в определенное русло разочарования общественности ее правителями. Как выразился философ Григорий Померанц: «Национальности превратились в политические партии». Ельцин, чья риторика до сих пор была сосредоточена на реформе, теперь начал подчеркивать потребность в российском суверенитете.

Общесоюзного реформаторского движения так никогда и не возникло. Местные сепаратисты во многих местах были единственной сплоченной оппозицией. Поэтому, когда недовольство стало выливаться через край и было подкреплено потребительским дефицитом и экономическим кризисом, сепаратисты предстали главными получателями доходов. Поддержка демократии и рыночные реформы оказались связанными со спросом на национальную независимость.

Просчеты Москвы

Структура советского государства и логика электоральной конкуренции стали катализаторами роста национальных меньшинств. Но почему Горбачёв и другие советские вожди оказались такими беспомощными перед этой проблемой?

Любая стратегия по сдерживанию национальных меньшинств должна состоять из двух элементов: силы и экономических стимулов, в российском понимании – кнута и пряника. Критики жесткой политики Горбачёва были уверены, что твердый ответ мог заставить замолчать сепаратистские требования. Еще в 1988 году Егор Лигачёв настаивал, что пришло время «применить силу, восстановить порядок, показать всем этим мерзавцам…» Многие военнослужащие и сотрудники служб безопасности согласились. В марте 1990 года генерал Варенников представил в Политбюро детально разработанный план подавления Балтийского сопротивления по образцу эффективной советской интервенции для окончания Пражской весны 1968 года.

Сила применялась в ряде случаев с большим успехом. В декабре 1986 года беспорядки вспыхнули в столице Казахстана Алма-Ате, после того как Горбачёв заменил партийного лидера-казаха на этнически русского. Силы безопасности арестовали тысячи демонстрантов и посадили в тюрьму более 600 человек; количество убитых осталось неизвестно. Репрессии были настолько мощными, что в республике царил мир и покой в течение ближайших двух с половиной лет, даже когда в других местах беспорядки нарастали. В Узбекистане Каримов приказал войскам МВД избивать демонстрантов, выведя сепаратистскую организацию «Бирлик» «на обочину политической жизни».

Тем не менее в других местах попытки запугать демонстрантов потерпели фиаско. В Тбилиси – в апреле 1989 года, в Баку – в январе 1990 года, а затем в Вильнюс и Ригу в январе 1991 года были направлены войска советских спецслужб и армии для подавления напряженных ситуаций. Сначала они плохо понимали их миссию, а затем их обвиняли в беспорядочном насилии. В случаях с Тбилиси и Вильнюсом Горбачёв, не решаясь ни защищать и ни осуждать атаки, однозначно не говорил, какова его роль в этом. Между тем провокаторы из служб безопасности занимались нецелесообразными пакостями. В декабре 1990 года генерал Варенников послал приказы в Киевский военный гарнизон уничтожить «фашистские памятники». Вскоре после этого националистическая статуя в Западной Украине была взорвана. Безразличные, неадекватно спланированные, кровавые мероприятия подорвали веру в руководство Горбачёва, усугубив разногласия в Москве, возмутив и либералов, и советских лоялистов и не подавив волн протеста.

Кровавые мероприятия подорвали веру в руководство Горбачёва.

Почему случился провал? Бейссинджер утверждает, что репрессии могли бы сработать, но только до середины 1989 года. К тому времени Горбачев осознал опасность, но было просто слишком поздно: он потерял контроль над тем, что происходило на улицах. Чтобы запугать потенциальных протестующих, власти должны были убедить их в том, что демонстрация – рискованное мероприятие. Каждый из митингующих должен понимать, что существует огромный шанс того, что его могут арестовать, ранить или он может пострадать как-то иначе. Но по мере того, как число демонстрантов возрастало и пока правительство не могло подавить их при помощи дополнительных войск, опасность для каждого отдельного человека была очень низкой. Противники режима начинали чувствовать, что один в поле не воин. Подобно тому, как менее рискованно было бы присоединиться к миллионному маршу, чем выйти на пикет с горсткой диссидентов, так и с демонстрациями: по всей стране риск появления единичных митингов снижался. Центру пришлось мобилизовать свои войска и управлять многими одновременно вспыхнувшими волнениями.

Будучи осведомленным об этом, КГБ, защищающий Брежнева, был осторожен и никогда не ослаблял бдительность. Не допускалось проведение даже небольшой демонстрации, поскольку это могло вдохновить подражателей. Граждане должны были знать, что санкции будут незамедлительными и неизбежными. Организаторы демонстраций арестовывались, осуждались и приговоривались к лишению свободы.

В начале эпохи Горбачёва опасения людей по поводу арестов по-прежнему были сильны. В Алма-Ате в 1986 году тысячи людей были взяты под стражу. Но когда количество демонстраций увеличивалось, вероятность ареста сокращалась. С начала 1987 года и в начале 1989 года процент задержанных сократился примерно с одного из десяти до одного из восьмидесяти, а затем в 1990 году он упал примерно до одного из четырех сотен. Эти цифры, конечно, варьировались в разных городах; репрессии продолжали носить более систематический характер в Центральной Азии. Но в большинстве других регионов граждане уже не жили в страхе, когда дело доходило до общественного выражения политической позиции.

А когда насилие уже не пугает, оно имеет тенденцию приводить в ярость. Появление жертв или пострадавших помогает националистам привлекать новобранцев, поражает бывших сторонников режима и деморализует его защитников. Статистический анализ Бейссинджера предполагает, что до апреля 1989 года, когда советские войска избили до смерти 19 грузинских демонстрантов в Тбилиси, объявление местного чрезвычайного положения снижало частоту возникновения демонстраций. Но после этого события чрезвычайное положение способствовало тому, что протесты стали возникать еще чаще. Умеренные силы стали малоэффективными.

Приверженцы жесткого курса политики в политбюро не были одиноки в осознании опасности «заражения». Националисты в Прибалтике поняли логику и с самого начала намеревались «экспортировать свои революции».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация