Следующая проблема – то, что потенциально прибыльные отрасли российской промышленности были разграблены их руководителями. Начальники не знали, как долго будут оставаться в управлении, поэтому как можно быстрее выжимали прибыль из своих предприятий и воровали любые движимые активы. Они недорого продавали продукцию своих компаний своим же торговым фирмам, в которых хранили прибыль, но оставляли долги накапливаться на бухгалтерских счетах государственного предприятия. Многие руководители связывались с организованной преступностью. Очевидным решением было приказать правоохранительным органам наказывать за такие нарушения. Но нередко коррумпированные правоохранительные органы были в сговоре с грабителями.
В первую очередь нужно было предотвратить массовый голод.
Как и реформа цен, приватизация не была идеологическим коньком реформаторов – это было что-то, что уже пошло самым разрушительным путем. Задача состояла в том, чтобы установить контроль над процессом приватизации: уточнить права собственности, чтобы легче было заключать сделки, и убедить тех, кто на текущий момент наживался на краткосрочной выгоде, вкладывать деньги на более длительный срок. Тем, у кого в руках есть власть для развития или уничтожения активов страны, а это, главным образом, руководители предприятий, работники и служащие органов местного самоуправления, необходимо предоставить стимулы для продуктивного использования этих активов или для продажи тем, у кого больше предпринимательских навыков. Новые законы наряду с эффективным честным институтом чиновничества, обеспечивающим их соблюдение, были необходимы для регулирования системы частной собственности. Нельзя просто захотеть, чтобы подобный институт появился. У старых коррумпированных чиновников не было никакого желания наблюдать, как он создается. Реформаторы надеялись, что новые собственники будут лоббировать создание беспристрастных правоохранительных органов
[84]
, которые обеспечат права собственности.
Наконец, динозавры советской промышленности должны быть закрыты, освободив ресурсы для предоставления потребительских товаров, услуг и высокотехнологичной продукции, востребованных населением. Потому что десятки миллионов россиян работали на предприятиях, не подлежавших восстановлению, многие не могли найти новую работу, не переезжая в другое место жительства и не меняя специальность; это не могло быть сделано быстро, без серьезных потрясений. Временно безработных необходимо было обеспечить доходом и социальной защитой.
Первые три кандидата
[85]
, которым Ельцин предложил возглавить правительство в конце 1991 года, отказали ему. Можно понять почему. Четвертый кандидат, Егор Гайдар, не имел никаких иллюзий, что попытка спасти экономику сделает его популярным. Шуткой, повторяющейся в течение длительного времени, писал он, было то, что его правительство «как картошка: либо зимой съедят, либо весной посадят».
Гайдар не питал иллюзий, что попытка спасти экономику сделает его популярным.
Гайдар в 35 лет уже был известен как один из тех, кто лучше всех среди русских разбирается в западной экономической теории. Ребенком он сопровождал своего отца, корреспондента газеты «Правда», в горячие точки по всему миру. На Кубе Че Гевара посетил их в гостинице «Рио-Мар» и пригласил старшего Гайдара на спортивную стрельбу по мишени. В подростковом возрасте в Белграде Гайдар увлекся работами Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» и Пола Самуэльсона «Экономика», что определило его судьбу: он решил стать экономистом. К 1991 году он уже возглавлял институт, привлекавший молодых ученых, которые владели иностранными языками и могли рассказать больше о количественной теории денег, нежели о трудовой теории стоимости Маркса. Среди этих молодых ученых был бывший студент Ленинградского инженерно-экономического института, автор научного труда по «технологии магнитно-абразивного полирования немагнитных компонентов стали», который недавно обратил свои мысли к экономическим реформам. Гайдар попросил молодого технократа, которого звали Анатолий Чубайс, запустить правительственную программу приватизации.
Его коллеги, имеющие должности в ключевых министерствах, помогли Гайдару убедить Ельцина подписать серию президентских указов. Со 2 января 1992 года цены на большинство товаров были разморожены. Цены на топливо, жизненно важные продовольственные товары (молоко, хлеб), а также на водку остались под контролем, на другие товары продавцы могли устанавливать свои цены. Далее торговля стала легализованной. Предприятия и граждане могли покупать и продавать товары «без специального разрешения… в любом удобном месте». Внешнюю торговлю либерализовали: любая фирма теперь могла совершать экспорт или импорт, хотя лицензии и квоты остались для различных видов экспорта. В январе отменили количественные ограничения на импорт, в июле ввели единый тариф в 5 %.
Свободные цены и торговля быстро преобразили улицы города. Огромный блошиный рынок протянулся по центральным улицам Москвы. Люди доставали из шкафов свои «сокровища». Однажды утром на Тверской приличный господин средних лет в очках и кепке стоял рядом с двухметровым белым телескопом. Можно заплатить 10 рублей и посмотреть в него, говорил он, или купить за 10 000 рублей. К концу года почти весь дефицит исчез. Страна пережила зиму без голода.
Цены взлетели, но гораздо раньше, чем ожидалось. В июне индекс потребительских цен был в 9 раз выше, чем в январе. За три с половиной года инфляция вырвалась из-под контроля. В трех случаях власти заставили снизить тарифы, только чтобы несколько месяцев спустя снова увидеть их рост. Лишь в конце 1995 года им удалось стабилизировать рост цен ниже 4 % в месяц (рис. 6.1). Это потом продолжалось на протяжении трех лет. В 1998 году последствия финансового торнадо, который разорил Азию в предыдущем году, поразил рынки России, заставив правительство девальвировать рубль. Цены подпрыгнули на 38 % за один месяц. Тем не менее инфляция быстро отступила. То, что кризис имел такой ограниченный эффект, на самом деле показывает, что инфляция уже была побеждена.
Рис. 6.1. Рост инфляции в России, 1991–2009 годы
В августовском кризисе 1998 года часто обвиняют правительство, не способное сбалансировать бюджет. В 1992 году общий государственный дефицит (в том числе федеральных, региональных и местных органов власти, а также внебюджетных средств) приблизился к шокирующим 19 % ВВП, и он колебался в течение ближайших лет от 6 % до 11 % (рис. 6.2). Несколько раз реформаторы сумели резко уменьшить расходы. В течение своих первых месяцев у власти Гайдар сократил закупки оружия примерно на 70 %. Расходы федерального бюджета упали на 5,3 % ВВП в 1993 году и еще на 4,9 % ВВП в 1995 году. Но эта экономия была компенсирована неспособностью федеральной власти собирать налоги.
