Переписка Лукреции с Пьетро Бембо начиналась примерно так же, в условных тонах галантного преклонения, но довольно быстро перешла в нечто более оживленное. Скажем, после формального посвящения Лукреции стихотворения, написанного Бембо на латыни, последовало состязание: и он, и она должны были изложить в стихах то, что каждый из них пожелал другому, глядя в магический стеклянный шар. Влюбленный поэт написал, что этот шар теперь ему дороже, чем все жемчужины Индийского океана. Что ему ответила Лукреция, неизвестно, но при следующем обмене письмами она процитировала стихи испанского поэта Лопеса де Эстуньига
[62]
:
Yo pienso si me muriese
Y con mis males finase
Desear,
Tan grande amor feneschiese
Que todo el mundo quedase
Sin amor.
Я думаю, что коли мне суждено умереть
И все терзания моей страсти окончатся,
То настолько великая любовь угаснет,
Что мир останется без любви.
[63]
Такого рода поэзию лучше было не показывать посторонним, тем более что дальше последовал и подарок – локон светлых волос Лукреции, переданный ей ее возлюбленному. Начиная с этого момента переписка пошла уже втайне и даже в кодированном виде: Лукреция теперь подписывалась F. F., а Пьетро адресовал свои письма не ей, а как бы ее придворной даме, которую он именовал Лисбета. В принципе получательницей писем могла быть одна из двух фрейлин Лукреции, которым она абсолютно доверяла: или Анжела Борджиа, ее кузина, или Полисенна Мальветти.
Так все и шло самым что ни на есть приятным образом, пока в Феррару не пришли вести о смерти Александра VI. Герцог Эрколе д’Эсте вряд ли делился со своей невесткой содержанием дипломатической почты, но молодой кардинал Ипполито д’Эсте с женой своего брата Альфонсо даже как бы и дружил (он усиленно ухаживал за ее кузиной, Анжелой).
Он-то и известил ее о кончине ее отца, попутно сообщив, что, во-первых, намерен принять самое активное участие в выборах преемника папы Александра Борджиа, «почившего в бозе» Святого Отца, а во-вторых, он не намерен и дальше передавать Лукреции часть доходов, положенных ему как архиепископу Феррары. В свое время отец Лукреции потому-то и назначил его архиепископом, что Ипполито согласился делиться с его дочерью – но в связи со смертью Александра VI сделка теряла свою силу.
Все это мало походило на сочувствие, так что единственным утешением Лукреции стали письма от ее ненаглядного Пьетро Бембо, который писал ей, что скорбь его велика и равна той, которую испытывает сама Лукреция, но он уверен, что его возлюбленная найдет опору в горе в глубине и неизмеримой доброте и прелести ее собственной души. Общение Лукреции и Пьетро Бембо шло, конечно же, втайне, через посредничество Эрколе Строцци – но, по-видимому, муж Лукреции стал усматривать что-то странное в упорном нежелании своей супруги вернуться в столицу, и, наверное, он как-то связал это с веселыми вечерами на вилле Остеллато. В итоге он написал Эрколе Строцци письмо, в котором извещал его о своем намерении поохотиться, в связи с чем ему требовалось место для размещения своей свиты, и он, подумав, выбрал для этой цели «виллу своего верного подданного, Эрколе».
На этом идиллии пришел конец. Пьетро Бембо в декабре 1504 года срочно уехал в Венецию – до него дошли слухи об опасной болезни его брата. В письме Лукреции он просил не забывать его и помнить, что он – всего лишь «цветок гелиотропа, всегда и неизменно следующий за Солнцем». А его солнце – Лукреция. Но у его возлюбленной к этому времени были уже совершенно другие заботы.
B Ферраре еще в конце 1503 года узнали о падении Чезаре Борджиа.
Тайны феррарского двора, 1504–1508
I
С момента захвата Чезаре в Риме всякое серьезное влияние дома Борджиа на политические дела в Италии прекратилось, и положение главы семейства волей или неволей перешло к Лукреции – ее отец был мертв, ее брат Чезаре был оказался в заключении, а на Жоффре Борджиа нельзя было положиться и в обычное время. Так что Лукреция Борджиа, единственная из всей семьи, кто располагал хоть какой-то свободой действий, попыталась спасти все, что еще только можно. Сделать что-то существенное для освобождения Чезаре она не могла, но сумела тем не менее собрать какие-то деньги и снарядить отряд в полторы тысячи наемников, которых ей удалось отправить в Имолу и Форли, на помощь их гарнизонам. Что интересно – герцог Эрколе не то что не мешал своей не слишком любимой невестке, а даже негласно и помогал. Дело, понятно, было вовсе не в проснувшейся в нем внезапно симпатии к дому Борджиа. Просто Эрколе д’Эсте совершенно не улыбалась перспектива того, что замки Романьи попадут в руки папы Юлия – он ожидал от него одних только неприятностей. А альтернативой папской власти над Романьей была оккупация ее Венецией, что тоже было крайне нежелательно. В такой ситуации самым лучшим для Феррары было бы потянуть время и сделать так, чтобы крепости Имола и Форли держались как можно дольше.
С Имолой это не получилось, но замок Форли продержался до августа 1504 года. А поскольку нужная помощь замку оказывалась не самим герцогом Эрколе, а его «неблагоразумной невесткой, которой двигали родственные чувства и которую он никак не мог контролировать», то и дело было сделано, и сам герцог оказывался как бы ни при чем.
Ему, по-видимому, доставляло удовольствие смотреть на то, как Лукреция, напрягая все свои силы и затрачивая все доступные ей остающиеся ресурсы дома Борджиа, делает дело, полезное для Феррары – и даже не подозревает об этом…
Ей и вправду было не подозрений – в искусстве политики она была совершенно не искушена, а к тому же на нее пало и еще одно бремя: теперь, в отсутствие Чезаре, заботиться о детях дома Борджиа должна была она. Детей же было немало. Были два маленьких римских герцога – ее сын Родриго, рожденный ею в браке с Альфонсо Арагонским, и Джованни Борджиа, статус которого был не вполне ясен. Он считался одновременно и сыном папы Александра, и сыном Чезаре – смотря какое свидетельство о рождении использовать. Законными были оба. А мать Джованни Борджиа была неизвестна, но считалось общепризнанной истиной, что родила мальчика Лукреция. Вот только неизвестно от кого – от своего отца или от своего брата…
Александр VI дал детям – и Родриго, и Джованни Борджиа – богатые владения и наградил герцогскими титулами, но новый папа Юлий II отменил все распоряжения своего предшественника и лишил мальчиков всего имущества, до которого он только мог добраться. Лукреция не могла взять детей к себе в Феррару – против этого возражал ее свекр, герцог Эрколе, и отнюдь не формально. В их пребывании при своем дворе он не видел никакой надобности.
Лукреции пришлось искать другие варианты, и в конце концов она нашла решение: ее детей взяла к себе в Неаполь Санча Арагонская. Маленькому Родриго она приходилась теткой – его отец, принц Альфонсо Арагонский, был ее братом. Решение не было идеальным, но на какое-то время оно подошло. А в январе 1505 года герцог Эрколе д’Эсте умер, и ему наследовал его старший сын Альфонсо, муж Лукреции, и она перестала быть женой наследника престола.
