Лукреция Борджиа стала теперь полноправной герцогиней феррарской.
II
Переход власти в Ферраре прошел не без хлопот – когда старый герцог заболел, его сын и наследник был в отлучке. Его, правда, известили вовремя, и он, что называется, «прилетел домой на крыльях». В его отсутствие престол Феррары вполне мог захватить кто-то из его братьев – Ипполито д’Эсте, правда, был кардиналом и в силу этого выбывал из игры, но был еще один брат, Ферранте, человек честолюбивый и рожденный в законном браке, так что при всей положенной братской любви медлить было бы неблагоразумно. Но если к братьям новый герцог Феррары относился с подозрением, то к жене скорее благоволил и дал ей позволение взять к своему двору Джованни Борджиа. Официально мальчик считался не сыном Лукреции, а ее братом – из его двух свидетельств о рождении было задействовано то, которое объявляло его отцом папу Александра VI. Его, правда, поместили не в герцогской резиденции, а у Альберто Пио де Капри – он был учеником и племянником знаменитого ученого, Пико де Мирандола. Так что Джованни Борджиа рос в культурном окружении, достойном истинного принца. Лукреции удалось взять под крыло и двух незаконных маленьких детей ее брата Чезаре – Джироламо и Камиллу.
Но с Родриго, ее собственным законным сыном от предыдущего брака, герцог Альфонсо дела иметь не захотел. Даже когда его тетка принцесса Санча умерла в 1506 году, Лукреции не было позволено взять мальчика к себе
[64]
.
Так она и жила. Видела время от времени маленького Джованни, время от времени беременела, но без особого успеха – ее дети либо не выживали, либо и вовсе следовали выкидыши. Муж ее ревновал, старался всячески удалить ее «испанское окружение» и даже велел построить специальный переход в герцогском дворце, который прямым путем вел в покои герцогини – в те три соединенные анфиладой комнаты, которые и составляли ее маленький мир.
Может быть, именно поэтому Лукреция и завела новый и тоже очень рискованный роман. На этот раз ее выбор пал не на поэта вроде Пьетро Бембо, а на владетельного князя, владетеля Мантуи, Франческо Гонзага. Особую остроту этой затее придавало и то дополнительное обстоятельство, что Франческо был мужем Изабеллы д’Эсте, сестры мужа Лукреции.
По-видимому, возможность натянуть нос своей высокомерной родственнице сыграла для Лукреции роль возбуждающего средства. Она была так неосторожна, что даже съездила погостить к Франческо Гонзага в его замок Боргофорте и пробыла там с ним наедине целых два дня. Официально, Лукреция виделась с Франческо Гонзага только с целью обсудить с ним пути для оказания помощи Чезаре Борджиа. А для того, чтобы утишить ревнивые подозрения супруга, Лукреция охотно рассуждала о том, как ей жаль бедняжку Изабеллу д’Эсте – ведь всем известно, что она больше не делит спальню со своим мужем Франческо, ибо он утратил свои мужские способности из-за мучающей его «французской болезни», сифилиса. Насколько Франческо Гонзага утратил свои мужские способности, вопрос, конечно, открытый. С Изабеллой д’Эсте он ложа теперь и в самом деле не делил, но вот с Лукрецией у него что-то произошло, потому что между ними завязалась страстная переписка. Стороны были осторожны, в письмах использовался код, и люди, упоминаемые в них, фигурировали под придуманными именами. Скажем, муж Лукреции, герцог Альфонсо, именовался «Камилло», Франческо Гонзага проходил под именем «Гвидо», а Лукреция звалась «Барбарой»
Почтальоном и посредником был избран, конечно же, Эрколе Строцци.
III
И страсть, и ревность – чувства человеческие, ведут к неожиданным всплескам эмоций. Так было, и, наверное, так будет всегда – но в Италии начала XVI века такие всплески носили очень уж резкий характер. При Лукреции Борджиа, сиятельной герцогине феррарской, жила ее родственница, Анжела Борджиа, и было ей в 1506 году всего 18 лет. Девица она была красивая и кокетничала, говорят, налево и направо, но к описываемому нами времени и в самом деле влюбилась и даже от своего возлюбленного забеременела. О браке речь и не шла, ее счастливым избранником оказался Джулио д’Эсте, побочный сын старого герцога Эрколе и, следовательно, сводный брат правящего герцога, Альфонсо, мужа Лукреции. Но за Анжелой пламенно ухаживал и другой его брат, кардинал Ипполито д’Эсте. Духовный сан ему в этом отношении ничуть не мешал. Был он молод, хорош собой, богат, к отказам не привык – и когда Анжела Борджиа в ответ на его очередной порыв страсти сказала ему, что «весь он не стоит прекрасных глаз ее Джулио», Ипполито д’Эсте вскочил, помчался к покоям своего сводного брата Джулио и, как только увидал его, сразу полоснул кинжалом по его «прекрасным глазам»
[65]
.
Кинжал – понятие широкое, кинжалы бывают всякие. Под рукой у кардинала Ипполито скорее всего был стилет
[66]
, оружие в ту пору в Италии весьма популярное. Стилет по размерам невелик, его можно носить скрытно под одеждой или прятать в каких-нибудь безобидных на вид предметах, так что он стал популярен даже у женщин.
В классическом виде у него нет режущей кромки, он сделан для того, чтобы им можно было не столько резать, сколько ткнуть – и если бы Ипполито ткнул своего брата Джулио в глаз, он его несомненно убил бы.
Однако, судя по характеру ранений, Ипполито просто полоснул его по глазам – по-видимому, стилет был трехгранным, так что получившийся порез был неглубок. Но он достиг цели – срезал веко на правом глазу и изрядно повредил левый. К залитому кровью Джулио немедленно бросились врачи – и левый глаз они ему все-таки спасли. Правый не вытек, но полностью ослеп.
Через несколько дней состоялся суд.
Герцог Альфонсо оказался в крайне затруднительном положении. Он был возмущен случившимся, но никакими законными мерами покарать кардинала Ипполито не мог – тот вообще был неподсуден светскому суду, а как князь Церкви мог понести наказание только по воле Святого Отца. Папе Юлию II не было никакого дела до свар внутри семейства д’Эсте, если они не создавали ему политических проблем, но даже если бы он и захотел что-то сделать, то Альфонсо счел опасным отдавать такое дело в руки папской юрисдикции. Поэтому он повелел, чтобы его брат, кардинал Ипполито, немедленно извинился перед его братом Джулио – и извинение было действительно принесено.
