Придя к папе, я облачил его в церковные одеяния из красной парчи и занялся также его обувью; так как башмаки не имели креста, то я надел на него обыкновенные бархатные туфли малинового цвета с золотым крестом и подвязал их ему к пяткам. Кольца я не мог достать. Когда все было готово, мы перенесли его в палату Папагалли, положили на красивый стол, покрытый материей и дорогим ковром. Там он и оставался ночь при двух подсвечниках. Возле него никого не было, несмотря на то что позваны были священники для служения литургии по усопшему. В три часа я вернулся в город в сопровождении восьми человек дворцовой охраны. Затем от имени вице-канцлера я дал приказ скороходу Карло, чтобы он, под страхом увольнения, со своими товарищами обошел всех членов черного и белого духовенства города, сзывая их на завтра к двенадцати часам в папский дворец для сопровождения тела папы в большую капеллу Св. Петра. Двести свечей приготовлено было для сопровождения папы.
На другой день в указанный час мы положили папу в большой капелле. Монахи города, клир Св. Петра и каноники с крестом сопровождали его из большой капеллы до середины храма Св. Петра.
Когда достигли середины храма, тело положили. Надо было читать: «Да не внидеши на суд» и т. д. Но не оказалось книги. После некоторого ожидания клир запел: «Избави мя, господи». В это время несколько человек из пешей охраны дворца схватили несколько свечей. Клир стал отнимать их, тогда вооруженные солдаты напали на клириков, и последние бежали в ризницу, прекратив пение, и папа остался почти один. При помощи трех лиц я поставил носилки с папой между главным алтарем и папским троном, головою к алтарю, после чего закрыл хоры. Епископ Сессы, опасаясь скандала (кто-нибудь из обиженных мог мстить), если народ будет приходить в церковь, велел поставить носилки у входа в капеллу между лестницами. Ноги были продвинуты к решетке и двери, так что можно было касаться их рукой через решетку. Тело оставалось там целый день за хорошо запертой решеткой.
В это время в церкви Минервы около двенадцати часов собралось шестнадцать кардиналов. Они назначили Джованни, епископа Рагузы, правителем города и предоставили в его распоряжение две сотни пехотинцев. Должность камерленго поручили кардиналу Салерно. Эти два прелата, по обычаю, обязаны были вести наблюдения за воротами города, обеспечить безопасность римлян и служащих. Печать Александра VI была сломана в их присутствии мастерами этого дела; кольцо Рыбака решено было передать датарию, каковую должность выполнял кардинал Казаковы. Кардиналам Монтереале и Козенцы поручено было составить список папского имущества. Заседание закончилось около восемнадцати часов.
После обеда названные кардиналы в сопровождении служащих палаты и нотариусов составили список серебра и наиболее ценной мебели. Они нашли весьма ценные тиару и две митры, все кольца, которыми пользовался папа при богослужении, и священные сосуды; этими вещами заполнили восемь ящиков. Они нашли также серебряные вазы в первой комнате от комнаты папы, которые Микелотто позабыл вчера захватить. Там же находилась кипарисовая шкатулка, покрытая зеленым ковром, которой он также не заметил. В ней находились драгоценные камни и дорогие перстни, ценностью приблизительно в двадцать пять тысяч дукатов, многочисленные документы, клятвенные обещания кардиналов, булла об инвеституре неаполитанского короля и другие подобные вещи. Синьор Понцетто, служащий палаты, вел переговоры в моем присутствии с мастерами столярного дела Микелем и Баччио о возведении катафалка среди трех длинных плит, лежащих в храме Св. Петра; постройка будет стоить сто пятьдесят дукатов и должна быть выполнена в течение завтрашнего дня.
В это время папа продолжал оставаться там, куда его положили, за решетками главного алтаря, четыре свечи горели возле него. Лицо папы обезобразилось и почернело; через двадцать три часа после того, как я его в последний раз видел, оно распухло и стало похожим на черное сукно, как у мавра. Рот широко открылся, и вздувшийся язык заполнил его. Все говорили, что никогда чего-либо более ужасного не видели. Вечером в двадцать четыре часа тело было перенесено в капеллу Фебрибус и положено возле стены в углу с левой стороны алтаря. Это было сделано шестью носильщиками, которые глумились над папой и оскорбляли его труп, и двумя столярами, сделавшими гроб слишком тесным и слишком узким; они помяли митру, покрыли его старым покрывалом и впихнули в гроб ударами кулака. При этом не было ни свечей, ни лампад, не было священного или другого лица, кто бы позаботился о его теле.
Об этом мне передал синьор Кризополит из церкви Св. Петра.
Отрывок из «Государя» Никколо Макиавелли, посвященный Чезаре Борджиа
(пер. Г. Д. Муравьевой)
Чезаре Борджа, простонародьем называемый герцог Валентино, приобрел власть благодаря фортуне, высоко вознесшей его отца; но, лишившись отца, он лишился и власти, несмотря на то, как человек умный и доблестный, приложил все усилия и все старания, какие были возможны, к тому, чтобы пустить прочные корни в государствах, добытых для него чужим оружием и чужой фортуной. Ибо, как я уже говорил, если основания не заложены заранее, то при великой доблести это можно сделать и впоследствии, хотя бы ценой многих усилий зодчего и с опасностью для всего здания.
Рассмотрев образ действия герцога, нетрудно убедиться в том, что он подвел прочное основание под будущее могущество, и я считаю нелишним это обсудить, ибо не мыслю лучшего наставления новому государю. И если все же распорядительность герцога не спасла его крушения, то в этом повинен не он, а поистине необычайное коварство фортуны.
Александр VI желал возвысить герцога, своего сына, но предвидел тому немало препятствий и в настоящем, и в будущем. Прежде всего он знал, что располагает лишь теми владениями, которые подвластны Церкви, но при всякой попытке отдать одно из них герцогу воспротивились бы как герцог Миланский, так и венецианцы, которые уже взяли под свое покровительство Фаэнцу и Римини. Кроме того, войска в Италии, особенно те, к чьим услугам можно было прибегнуть, сосредоточились в руках людей, опасавшихся усиления папы, то есть Орсини, Колонна и их приспешников. Таким образом, прежде всего надлежало расстроить сложившийся порядок и посеять смуту среди государств, дабы беспрепятственно овладеть некоторыми из них. Сделать это оказалось легко благодаря тому, что венецианцы в собственных интересах призвали в Италию французов, чему папа не только не помешал, но даже содействовал, расторгнув прежний брак короля Людовика.
Итак, король вступил в Италию с помощью венецианцев и с согласия Александра и, едва достигнув Милана, тотчас выслал папе отряд, с помощью которого тот захватил Романью, что сошло ему с рук только потому, что за ним стоял король. Таким образом Романья оказалась под властью герцога, а партии Колонна было нанесено поражение, но пока что герцог не мог следовать дальше, ибо оставалось два препятствия: во-первых, войско казавшееся ему ненадежным, во-вторых, намерения Франции.
Иначе говоря, он опасался, что войско Орсини, которое он взял на службу, выбьет у него почву из-под ног, то есть либо покинет его, либо, того хуже, отнимет завоеванное; и что точно так же поступит король. В солдатах Орсини он усомнился после того, как, взяв Фаэнцу, двинул их на Болонью и заметил, что они вяло наступают; что же касается короля, то он понял его намерения, когда после взятия Урбино двинулся к Тоскане, и тот вынудил его отступить. Поэтому герцог решил более не рассчитывать ни на чужое оружие, ни на чье-либо покровительство.
