То, что это вопиющим образом противоречило даже его собственному неудачному опыту с ополчением крестьян, подданных Флоренции, почему-то его не отрезвило.
В общем, все, что он навыдумывал относительно тактики и стратегии, оказалось на поверку изрядной чушью. Когда он говорил, что «никогда дельный человек не изберет военную профессию как единственную», или когда утверждал, что «никакой мудрый государь и никакая мудрая республика не позволит своим подданным становиться профессиональными солдатами» – он, конечно, хватил лишку [7].
В общем, как бы то ни было, особого успеха книга «Искусство войны» не имела. Однако это было не столь важно по сравнению с другим делом – контракт на написание «Истории Флоренции» был наконец-то подписан. Это случилось в ноябре 1521 года, и подпись была поставлена не кем иным, как самим кардиналом Джулио Медичи. Макиавелли получал два года на написание этого труда, и ему при этом полагалось что-то вроде стипендии в 100 флоринов в год. Увы, это были так называемые «короткие» флорины, ценой примерно в 60% от обычных. Жалованье секретаря Второй Канцелярии Республики составляло 128 полновесных флоринов, так что «стипендия» Никколо Макиавелли составляла примерно 60 золотых в год и была несколько меньше половины его жалованья в период его успехов.
Но мы должны учесть, что Никколо Макиавелли родился 3 мая 1469 года, со службы вылетел в 1512-м и долгие годы провел без всякой оплачиваемой работы.
Сейчас, в 52 года, oн получил правительственный контракт – в сущности, заказ на анализ политической ситуации в его родной Флоренции. A eму так хотелось вернуться к той единственной деятельности в его жизни, в которой он действительно находил удовлетворение, – к политике, – что денег он особо не считал. Да и в любом случае – лучше половина жалованья, чем ничего, не правда ли? Несмотря ни на что, он все-таки дождался поворота скрипучего Колеса Фортуны – ему наконец повезло.
В конце ноября 1521 года Никколо Макиавелли был совершенно счастлив.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Цитируется по книге Machiavelli, by Miles Unger, Simon & Shuster, London, New York, 2011, page 294.
2. Франческо Гвиччардини (итал. Francesco Guicciardini; 1483—1540) – выдающийся итальянский политический мыслитель и историк времен Высокого Возрождения. Родом из богатой и знатной семьи, учился в университетах Феррары и Падуи. Младший современник Макиавелли.
3. Цитируется по книге Machiavelli, by Miles Unger, Simon & Shuster, London, New York, 2011, page 299.
4. Полный текст письма приведен в приложениях, и если кому будет интересно его прочитать целиком, то надо только заглянуть в конец этой книжки.
5. Лисандр (греч. Lusandroz) (452—396 года до н. э.) – спартанский полководец, участник Пелопоннесской войны, отличавшийся выдающимися политическими способностями, честолюбивый и неразборчивый в выборе средств, суровый и жестокий, но умевший привлекать к себе расположение людей, с которыми имел дело.
6. Machiavelli, by Miles Unger, London, New York, 2011.
7. Но вот другая его идея, состоящая в том, что способ, который некое общество или государство избирает для решения своих военных проблем, сильно влияет на само общество, оказалась настолько верной и глубокой, что ее обсуждают и сейчас, спустя добрых 500 лет.
Смерть папы, эдикт императора и местные проблемы Флоренции
I
Работа Макиавелли над «Историей Флоренции» началась в конце ноября 1521 года. А буквально через несколько дней после этого, 1 декабря 1521 года, умер папа римский Лев Х.
Ну, что сказать? На развлечения папа Лев ежегодно расходовал вдвое больше той суммы, что приносили папские имения и рудники. Oн растранжирил весь золотой запас, который оставил ему в наследство Юлий II. Pасходы на курию, которая при нем насчитывала штат в 638 чиновников, на продвижение интересов рода Медичи, на многочисленных артистов, скульпторов, художников, писателей, комедиантов и папских шутов поглотили столь колоссальные суммы, что самого папу Льва оказалось не на что похоронить.
Правда, двор его поражал роскошью – никто и никогда не видел ничего подобного. Люди приезжали в Рим издалека, чтобы подивиться блеску папского двора – и одним из них был молодой, ревностный к истинной вере монах Мартин Лютер. Какой, впрочем, он был монах, когда его еще в конце 1520 года отлучили от католической церкви? Это мало на что повлияло – Германия была охвачена смятением, и отчаянные споры по поводу истинности веры и по поводу реформы церкви бушевали по-прежнему.
В мае 1521 был собран сейм – на германский лад его называли рейхстаг. B городе Вормсе собрались представители высшего дворянства империи, ee высшего духовенства и патрициата имперских городов, входящих в ee состав, и председательствовал там сам император, Карл V.
Bообще все, что было связано с Вормсом и с собранным там рейхстагом, было далеко не просто. Лютера не судили церковным судом – он ехать в Рим отказался, а принудить его оказалось невозможным, он уже стал героем в Германии, и на его защиту выступили бы тысячи вооруженных людей. Когда он говорил, что из-за поборов церкви из селений Германии уходит живая кровь и что церковые владения уносят в Рим весь доход, который они создают – его слушали с огромным вниманием. Кардиналы римской Курии говорили, что невежественные миряне не в состоянии понять не то что доводы Лютера, а даже и сам предмет спора – и были правы, конечно. Но даже непонятность его речей служила ему на пользу – всякий мог вложить в них то содержание, которое казалось верным тому, кто их услышал. Лютера изображали Геркулесом, германским богатырем, дерзнувшим сразиться с Гидрой – и уже вскоре художники начали его именно так и изображать. Так что судить его церковным судом оказалось невозможным. Да еще к тому же он поставил под сомнение саму идею отдельного суда для духовных лиц. Согласно обычаю, церковь была независима от светского суда и клириков судила сама. «Почему? – спрашивал Лютер. – Разве не все подданные государя, равно лица и светские и духовные, должны повиноваться ему?»
Это, надо сказать, находило отклик повсюду – и не только у светских государей, но и у городских советов имперских городов. Примеры Флоренции и Венеции оказались заразительны, их имитировали везде, где только могли, и в Нидерландах, и в Германии, и во Франции, и в Англии. Успех, конечно, сильно отличался от одного места к другому – но вот общая неприязнь к монастырям, занимавшимся коммерцией и неподсудным городским властям, была поистине всеобщей.
В общем, судить еретика, отлученного от церкви, пришлось светским судом, и даже не судом, а общим собранием всех имперских сословий империи, рейхстагом. Да и на заседание рейхстага в Вормсе Лютера пришлось не тащить в цепях, а вежливо приглашать.
Итак, Лютер был приглашен и действительно приехал в Вормс и выступил перед собравшимися с изложением своей позиции и, согласно легенде, закончил свою речь словами:
«Если я не буду убежден свидетельствами Священного Писания и ясными доводами разума – ибо я не признаю авторитета ни пап, ни соборов, поскольку они противоречат друг другу, – совесть моя Словом Божьим связана.
