2. Machiavelli, by Miles J.Unger, London New York, 2011.
3. Niccolo’s smile, by Mauricio Viroli, 1998, page 225.
Никколо на службе y домa Медичи
I
В самом начале 1525 года Франческо Веттори написал своему другу Никколо Макиавелли письмо:
«Не знаю, стоит ли тебе приезжать сейчас с твоей книгой в Рим, потому что время сейчас такое, что не располагает ни к чтению, ни к вручению подарков... С другой стороны, сам папа спрашивал меня о тебе и о том, закончил ли ты уже «Историю Флоренции», как он ожидает... И когда я сказал ему, что я видел ее часть, и что ты уже дошел до смерти Лоренцо, и что это прекрасно написано, и что ты хотел приехать и лично вручить книгу ему, но я, учитывая мрачные новости, убедил тебя этого не делать, он сказал мне: «Нет, пусть приезжает, я уверен, что книга доставит мне удовольствие...» – таковы его подлинные слова. Но я бы не давал им слишком много веры, потому что может случиться, что ты приедешь, но останешься с пустыми руками. Принимая во внимание теперешнее состояние его ума, это вполне может случиться».
В общем, это был типичный Веттори – с одной стороны, «приезжай», с другой стороны – «нет, лучше не надо», ну а с третьей стороны – «не знаю, что и делать, вcе так ненадежно».
Насчет ненадежности – он был очень и очень прав, все вокруг папы Климента VII трещало и рассыпалось на части. Кардинал Джулио Медичи, ставший папой Климентом, оказался на святом престоле после того, как папа Адриан, его предшественник, в сентябре 1523 года внезапно умер.
И при выборах его преемника оказалось, что теперь это больше не внутреннее дело церкви и уже тем более не внутреннее дело итальянских государств – в дело вступили великие державы.
Король Франции Франциск I и император Священной Римской импeрии Карл V готовились к огромной и неизбежной схватке за итальянские земли, и оба осознавали, что та держава, чью сторону примет папство, получит крупное преимущество. Обе стороны начали кампанию по подкупу кардиналов, и после 50 дней отчаянного торга, 19 ноября 1523 года, папой римским стал кандидат императора, Джулио Медичи.
Это избрание во Флоренции особого ликования уже не вызвало. Медичи действительно использовали ресурсы Рима, но в основном на пользу себе, а не родному городу. Правда, во Флоренции была закончена новая семейная гробница рода Медичи, в семейной церкви Святого Лаврентия, где были похоронены Джулиано и Лоренцо, сын Пьеро Глупого. Это было восхитительное сооружение работы Микеланджело, и такого рода вещи значили больше, чем просто надгробия. Все Медичи еще со времен основателя могущества рода, Козимо, сознавали важность искусства как демонстрации могущества. Создать диво, любоваться на которое будут сьезжаться издалека и слава о котором пойдет по всему христианскому миру, было важно любому государству, а уж в Италии, центре художеств и ремесел, это была важно в особенности. Лоренцо Великолепный совершенно сознательно использовал свою славу знатока и мецената как инструмент власти, и его потомки последовали по его стопам. Папа Лев Х, например, очень украсил Рим, заказывал работы у Рафаэля Санти, и кое-что от этого великолепия досталось и на долю Флоренции. Но сейчас, в 1525 году, новому папе из рода Медичи было не до Флоренции – он очень боялся и за себя, и за папство. И боялся, вообще говоря, не напрасно.
Дело было в том, что он изменил своему покровителю – и просчитался.
II
Франциск I и Карл V воевали друг с другом с конца 1521 года. Схватки между их войсками шли и в Нидерландах, и в Наварре, а в 1522 году перекинулись и в Италию. В 1522-м в крупном сражении под Миланом [1] в конце апреля французы оказались разбиты.
Король Франциск не принял такого оборота событий, и в октябре 1524 года сам перешел в Италии в наступление. Папа Климент к тому времени нашел, что обьятия императора Карла, с его владениями и на юге Италии, в Неаполе, и на севере Италии, в Милане, слишком уж тесны, и переменил фронт – теперь он поддерживал Францию.
И это выглядело как мудрый и дальновидный шаг – если бы не одно совершенно неожиданное обстоятельство. 23 февраля 1525 года в огромном сражении при Павии французские войска были совершенно разбиты, и сам король Франциск попал в плен к своему врагу, Карлу V.
И теперь его союзник, папа Климент VII, пребывал в страхе и трепете, не зная, на что решиться.
Победоносные войска империи стояли в Ломбардии и были готовы ударить по всем итальянским союзникам французов – и по Венеции, и по Флоренции, и по владениям папы римского. И если у венецианцев были определенные ресурсы самозащиты, то и Флоренция, и Рим стояли перед лицом беды и разгрома.
Тем не менее, когда в мае 1525 года Макиавелли явился в Рим со своей рукописью, Климент VII его принял. И принял, надo сказать, очень любезно – и книгу просмотрел, и выразил удовольствие от прочитанного, и наградил ее автора 120 флоринами, что соответствовало двухлетнемy жалованью нашего историографа.
У него, собственно, были определенные планы в отношении Макиавелли. В Испанию должно было отправиться важное посольство во главе с кардиналом Сальвиати, и предполагалось, что кардиналу очень пригодился бы помощник со значительным опытом в дипломатии.
Из проекта, увы, ничего не вышло, но вот деньги действительно пригодились – они пошли на приданое дочери Никколо, Бартоломее, которая как раз собиралась замуж [2].
Не дождавшись благоприятного исхода с назначением в состав посольства, Никколо предложил папе Клименту другую идею: раз от победоносных войск императора Карла нечем защититься, почему бы не пойти на экстраординарные меры и не создать в срочном порядке «ополчение Романьи»? Он ссылался при этом на свой опыт в создании такого войска во Флоренции и говорил, что вполне можно собрать 20—25 тысяч человек.
Это было чистое безумие.
В конце концов, если Макиавелли оптимистично ссылался на свой опыт в формировании 20-тысячного флорентийского ополчения, честности ради ему следовало упомянуть и о том, что под Прато это ополчение разбежалось перед лицом испанского отряда на службе Джованни Медичи, будущего папы Льва Х, численностью вчетверо меньше.
Ho меру отчаяния папы Климента в его ужасном положении можно оценить хотя бы по тому, что к этому безумному предложению он отнесся серьезно.
Что ему оставалось делать? Флоренция сумела откупиться – Карлу было предложено 100 тысяч флоринов в обмен на обещание, что ее не разграбят. Гвиччиардини, губернатор Романьи, писал папе, что в отчаянной ситуации необходимы отчаянные меры и что лучше избрать самые большие опасности, чем оставаться в бездействии, ожидая неминуемой гибели. И Макиавелли говорил папе, что он не должен оставаться «невооруженным пророком». Это выражение – невооруженный пророк – Никколо уже однажды использовал в отношении Савонаролы, но Климент VII вряд ли мог это помнить.
В общем, Макиавелли был послан в Романью с целью составить инвентарную опись имеющихся там ресурсов обороны. В инструкции, которую он получил, говорилось следующее:
