Момент, к которому стоило бы приглядеться: говорится о том, что Наполеон сказал своим адмиралам, – но нет ни единого слова по поводу того, что говорили ему они.
План сосредоточения войск в Булони, с последующей переброской их через Ла-Манш в Англию, казался им в высшей степени сомнительным. Они указывали своему императору, что плоскодонные суда, годные для речного судоходства, совершенно не годятся для плавания в хоть сколько-нибудь бурную погоду в море. А его идею вооружать их одной-двумя пушками они и вовсе опровергали с приложением расчетов – такие суденышки не выдержат отдачи, и вообще, мелкие пушки бесполезны против тяжелых орудий настоящих военных кораблей. Возражения были отвергнуты. 30 июля 1803 года было объявлено о создании так называемой «национальной флотилии» для вторжения в Англию. Адмиралам было приказано подготовить детальные планы десантной операции, но постройка судов началась еще до получения этих планов, и заказы были не пробные, а сразу серийные, на сотни единиц.
Далее – без всякой консультации с моряками было избрано место концентрации войск. Наполеон избрал для этой цели Булонь – здесь Ла-Манш был настолько узок, что он мог наблюдать в телескоп берега Англии, кривизна земной поверхности этому не препятствовала. Выяснилось, однако, что решение о размещении лагеря в Булони неосновательно – расстояние надо было рассчитывать не от берега до берега, а от порта до порта.
И если идея двинуть через Ла-Манш плоскодонные суда именно и состояла в том, чтобы иметь возможность высадиться прямо на необорудованный берег без всяких «принимающих» портов, то и тогда нужно было иметь «отправляющие» порты, в которых можно было держать десантную флотилию укрытой от непогоды. Булонь просто не могла бы вместить пару тысяч паромов, барж и прочего плавающего инвентаря, который требовался для переправы армии в 160 тысяч человек. На все эти соображения Наполеон ответил просто – это должно быть сделано любым путем.
Весь государственный бюджет 1803 года измерялся в 589 миллионов франков, но адмиралу Декре (Decres) было выделено 130 миллионов франков. T есть больше 20 процентов всех средств казны.
Их не хватило.
XII
Деньги, припасы и снаряжение выжимались отовсюду, где только можно. У Голландии практически был конфискован весь ее флот. В Италию к поставленному там наместником Эжену де Богарнэ летели приказы об «…оказании помощи национальной флотилии…» – и они неукоснительно выполнялись. Среди военных был проведен патриотический заем – солдаты отдавали свое жалованье за один день как «…добровольный дар…», таким путем собрали немалую сумму.
Наполеон продал Луизиану (доставшуюся ему от Испании) Соединенным Штатам. Всего, после всевозможных вычетов, удалось реализовать 54 миллиона франков. Еще 20 миллионов было взято взаймы у банкиров. Казалось бы, средств хватало. Император известил адмирала Брюи, что теперь наконец имеются те две тысячи десантных судов, что требуются для вторжения. Брюи провел инспекцию – и доложил, что на самом деле в наличии есть только половина, а именно – 1026 единиц. А остальные или исчезли, или развалились, или не окончены постройкой, потому что многие счета так и оставались неоплаченными. Подрядчики и морское министерство обвиняли друг друга в недобросовестности и коррупции – и Наполеон назначил инспекторскую проверку, которую поручил человеку, которому он доверял. Это был Монж, физик с превосходной репутацией, входивший в состав египетской научной экспедиции.
Оказалось, что правы и те, и другие. И еще оказалось, что нетерпеливое вмешательство верховной администрации сильно портило дело, потому что Наполеон приказывал занижать платежи по уже согласованным контрактам, в результате чего подрядчики норовили сдать недоделанные суда, убеждая чиновников морского министерства принимать их «…некоторыми знаками внимания…», которые стоили немало, но были куда выгоднее разорительной достройки судов без всякой оплаты со стороны правительства.
Помимо флота, надо было иметь дело и с армией. На побережье у Булони и Брюгге накапливались войска. Под бодрые тосты офицеров: «За первый смотр в парке Сент-Джеймс!» строились казармы и бараки, и к весне 1805-го в составе Английской армии было накоплено 167 тысяч солдат, которых надо было кормить, снаряжать и размещать так, чтобы они не мешали друг другу. Все эти заботы легли на плечи генерала Бертье, начальника штаба этого нового соединения.
К хлопотам по устройству портов, которые не могли вместить строящиеся десантные суда, и размещению прибывающих частей прибавилась и новая проблема: англичане начали регулярные обстрелы побережья. Пришлось в срочном порядке строить береговые батареи, способные прикрыть якорные стоянки. Для них не хватало артиллерии, и приходилось снимать землекопов, каменщиков и плотников с других работ, что тормозило все предприятие.
Хуже всего было то, что никак не удавалось собрать линейный флот, необходимый для того, чтобы эскортировать «национальную флотилию» в ее походе через Ла-Манш. То есть корабли были, и они были достаточно многочисленны и хорошо вооружены, но разбросаны между Брестом, Тулоном и испанскими портами, и все они были блокированы английским флотом.
В итоге был предложен план: адмирал Вильнев должен был прорваться со своей тулонской эскадрой в Кадис, на соединение с испанцами.
XIII
В начале XIX века средства связи оставляли желать лучшего. Теоретически по оптическому телеграфу можно было передавать срочные сведения, которые в течение нескольких часов достигали столицы от любой границы Франции, – но телеграф действовал не всегда и далеко не везде. В силу этого командующие армиями на отдельных театрах боевых действий должны были выбираться из людей, способных действовать самостоятельно. Еще в большей мере это относилось к адмиралам – адмиралу Ф.Ф. Ушакову в ходе его средиземноморской кампании сноситься с Петербургом было нелегко, приказы к нему шли месяцами.
В английском флоте было немало инициативных и способных к самостоятельной деятельности адмиралов – достаточно назвать Нельсона. В апреле 1801 года, например, в ходе «…операции по нейтрализации датского флота…» командовавший английским флотом адмирал Паркер отдал приказ об отводе кораблей, но Нельсон, не подчинившись, продолжил сражение – и выиграл его.
Во французском флоте таких адмиралов, увы, было мало. Они были храбрые люди, но противоречить Наполеону не решались. Был, правда, один случай, когда это все-таки случилось: летом 1804 года адмирал Брюи оспорил приказ императора – вывести суда «национальной флотилии» в море. Адмирал вообще был человек, способный высказать начальству свое совершенно нелицеприятное мнение. Когда морской министр Декре спросил его, в форме какого рода войск следует изобразить Наполеона на воздвигаемом ему монументе, Брюи ответил, что великого человека следует изобразить на античный манер, совершенно нагим. И пояснил свою мысль, добавив, что в этом случае министрам будет легче целовать его в задницу. История эта, как ни странно, сошла ему с рук – министр проглотил его непочтительное замечание.
