IX
Вопрос – зачем Наполеон вообще пошел на Россию – по-видимому, ответа не имеет. 16 августа 1811 года, на следующий день после памятной сцены с Куракиным на приеме в тронном зале Тюильри, Наполеон продиктовал своему секретарю длинный меморандум. Он вообще предпочитал не писать, а диктовать – это было быстрее и надежнее. Его письма к Марии-Луизе полны ошибок.
В меморандуме разбирались возможные варианты развития событий на русско-польской границе. Возможная компенсация герцога Ольденбургского за счет польских владений – из земель Великого Герцогства Варшавского предлагалось создать княжество специально для него, с населением в 500–600 тысяч душ – отвергалась как политически невозможная, потому что подорвала бы веру поляков в избавителя, великого императора Наполеона. Такое развитие событий не годилось, потому что уменьшало военные ресурсы Великой Армии. В новонабранной «молодой гвардии» из трех дивизий одна была целиком укомплектована польскими рекрутами.
Вариант отступления из Польши и передачи Великого Герцогства Варшавского под русский патронаж исключался в принципе – это выводило Россию на порог Германии и ставило под угрозу или владения германских вассалов Франции, или их лояльность. Поэтому необходимо заранее принять меры по подготовке оборонительной войны, на случай русского наступления на Польшу. Кроме того, могут понадобиться военные меры для предотвращения постепенного сползания России в сторону Англии и ее возможного отказа от поддержания «континентальной блокады».
Поскольку сейчас, к концу лета 1811-го, ничего еще не готово, то решение вопроса следует отложить до мая – июня 1812-го, когда можно будет рассчитывать на подножный корм для лошадей, необходимых для кавалерии, артиллерии и обозов. Обозы же будут необходимы – рассчитывать на местные ресурсы слишком рискованно. Специализированный отдел французского штаба, Deˆpôt de La Guerre, занимавшийся, в частности, вопросами военной истории, получил указание перетряхнуть свою внушительную библиотеку в 9000 томов, описывающих военные кампании, поднять досье, имеющиеся на русских военных, дипломатов, государственных деятелей и членов императорского дома, и немедленно заняться составлением максимально подробных карт русской территории, включая планы Москвы и Петербурга. Пруссию и Австрию уведомили, что в случае необходимости от них будут ждать помощи и содействия.
Русские принимали аналогичные меры. Начальник штаба прусской армии генерал фон Шарнхорст отправился сперва в Силезию, «…по личным делам…», потом – в свой домик в Восточной Пруссии, а уж потом, совершенно тайно, добрался до русской границы, где его встретили и проводили до Царского Села. Его поселили там под видом раненого русского полковника, прибывшего с турецкого фронта.
Стороны в принципе договорились о взаимном содействии, что и было скреплено в совместно разработанной тайной конвенции. Похожая договоренность была достигнута и с Австрией. Было оговорено, что австрийцы, если их принудят воевать против русских, ограничатся символическими действиями, наподобие русских действий против Австрии в 1809 году. Они тогда лишних хлопот австрийскому штабу не добавили…
Что же касается общей стратегии, то ее самым понятным и правильным образом изложил человек совершенно невоенный. В своем письме старый граф Р.Воронцов, российский посол в Великобритании, так и поселившийся в Лондоне, написал следующее [7]:
«…Вся Европа ждет с раскрытыми глазами событий, которые должны разыграться между Двиной, Днепром и Вислой. Я боюсь только дипломатических и политических событий, потому что военных событий я нисколько не боюсь. Даже если начало операций было бы для нас неблагоприятным, то мы всё можем выиграть, упорствуя в оборонительной войне и продолжая войну отступая. Если враг будет нас преследовать, он погиб, ибо чем больше он будет удаляться от своих продовольственных магазинов и складов оружия и чем больше он будет внедряться в страну без проходимых дорог, без припасов, которые можно будет у него отнять, окружая его армией казаков, тем больше он будет доведен до самого жалкого положения, и он кончит тем, что будет истреблен нашей зимой, которая всегда была нашей верной союзницей…»
М.Д. Барклай де Толли – не дипломат, как граф Воронцов, а чрезвычайно компетентный профессиональный военный – думал примерно то же самое.
Примечания
1. Орфография подлинника сохранена, впервые напечатан он был в разделе «Неизданные документы» К. Военским (Русская старина, 1907, т. 131, с. 219–235), его можно найти в Интернете – он выставлен в проекте «1812» Вадимом Кутиковым.
2. 21 августа 1810 года риксдаг избрал Бернадотта кронпринцем Швеции, 20 октября Бернадотт принял лютеранство, 31 октября Бернадотт был представлен собранию государственных чинов в Стокгольме, а 5 ноября усыновлен королем. С этого времени Бернадотт стал регентом, а фактически – правителем Швеции, на престол которой официально вступил только в 1818 г. под именем Карла XIV Юхана. Таким образом, он стал основателем династии Бернадоттов в Швеции. В 1812 г. Бернадотт порвал отношения с Францией и заключил союз с Россией.
3. Густав Мориц Армфельт (швед. Gustav Moritz Armfelt; 1757–1814) – приближенный Густава III. С 1810 года на русской службе, граф, член финляндского сената. В 1811-м принял российское подданство, 10 марта 1812-го принят на русскую службу с чином генерала от инфантерии и определен состоять при особе Императора и присутствовать в Государственном Совете. Генерал-губернатор Финляндии. С июня 1812 г. находился при Императоре.
4. Цитируется по Е.В. Тарле, «Нашествие Наполеона на Россию», помещенном в VII томе его собрания сочинений, стр. 413.
5. Генрих Фридрих Карл (Reichsfreiherr – титул, который по-русски обычно переводился как «барон») фом унд цум Штейн (1757–1831), обычно упоминаемый как барон фом Штейн, или барон фон Штейн, что неправильно, был прусским государственным деятелем, своими реформами проложившим путь к обновлению Пруссии и способствовавшим этим объединению Германии.
6. Этот эпизод описан в книге «The War of Two Emperors», by Curtis Cate, page 59.
7. Письма графа Р. Воронцова цитируются по книге Е.В. Тарле, «Нашествие Наполеона на Россию», том VII.
Поход на Москву
I
«Мой друг, я перешел через Неман 24-го числа в два часа утра. Вечером я перешел через Вилию. Я овладел городом Ковно. Никакого серьезного дела не завязалось. Мое здоровье хорошо…» – это текст письма Наполеона жене. Написано оно 25 июня 1812 года и повествует о начале «второй польской войны». В письме говорится еще и о большой жаре, но это не столь важно.
Великая Армия перешла Неман, как и сказано в письме, 24 июня, не встретив никакого сопротивления. Силы Наполеона были огромны. Е.В. Тарле приводит широкий спектр оценок:
«…Есть с десяток различных показаний о численности великой армии, перешедшей через Неман. Наполеон говорил о 400 тысячах человек, барон Фэн, его личный секретарь, – о 300 тысячах, Сегюр – о 375 тысячах, Фезанзак – о 500 тысячах. Цифры, даваемые Сент-Илером (614 тысяч) и Лабомом (680 тысяч), явно принимают во внимание и резервы, оставшиеся в Германии и в Польше. Большинство показаний колеблется между 400 и 470 тысячами. Цифра 420 тысяч – цифра, на которой останавливаются чаще всего показания, говорящие именно о переходе через Неман; 30 тысяч австрийцев корпуса Шварценберга в войне участвовали, но через Неман не переходили. В главных силах Наполеона числилось около 380 тысяч человек, на обоих флангах (у Макдональда на северном, рижском, направлении и у Шварценберга на южном) – в общей сложности 60–65 тысяч…»
