Книга Великий Наполеон. "Моя любовница - власть", страница 82. Автор книги Борис Тененбаум

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Великий Наполеон. "Моя любовница - власть"»

Cтраница 82

В Витебске у него был крупный разговор с графом Дарю, главным интендантом его армии. Они проговорили 8 часов, и Дарю представил своему повелителю неопровержимые доводы в пользу того, что надо остановиться, – причем с ним соглашались и Бертье, и Коленкур, и Дюрок.

Дюрок обращал внимание Наполеона на тот факт, что Александр не просит мира. «Он попросит его, когда мы будем в Смоленске», – отвечал ему Наполеон, но, по-видимому, и сам в этом сомневался. А на слова Дарю о том, что мир надо заключать сейчас, он возражал тем, что для мира надо согласие двоих, что Александр, по-видимому, не решается предложить ему мирные переговоры, потому что для него это будет бесчестьем, и что нужна решительная битва, огромный успех Наполеона, который и позволит русскому царю признать факты и убедить общественное мнение своей страны, что надо мириться:

«…Если нужно, я пройду до Москвы, до святого города Москвы, в поисках этого сражения, и я выиграю это сражение…»

Дарю возражал, и возражал очень убедительно. Вот как передает разговор Наполеона с Дарю Е.В. Тарле:

«…Дарю продолжал возражать, потому что эта аргументация Наполеона (которой император явно стремился убедить самого себя) нисколько его не успокоила. Дарю обратил внимание Наполеона на то, что до сих пор «война была для его величества игрой, в которой его величество всегда выигрывал». Но теперь от дезертирства, от болезней, от голодовки Великая Армия уже уменьшилась на одну треть. «Если уже сейчас тут, в Витебске, не хватает припасов, то что же будет дальше?» – говорил Дарю. Фуражировки не удаются: «Офицеры, которых посылают за припасами, не возвращаются, а если и возвращаются, то с пустыми руками». Еще на гвардию хватает мяса и муки, но на остальную армию не хватает, и в войсках ропот. Есть у Великой Армии и громадный обоз, и гурты быков, и походные госпитали, но все это остается далеко позади, отстает, решительно не имея возможности угнаться за армией. И больные и раненые остаются без лекарств, без ухода. Нужно остановиться. Теперь, после Витебска, уже начинается коренная Россия, где население будет встречать завоевателя еще более враждебно: «Это – почти дикие народы, не имеющие собственности, не имеющие потребностей. Что у них можно отнять? Чем их можно соблазнить? Единственное их благо – это их жизнь, и они ее унесут в бесконечные пространства…»

Собеседники друг друга не убедили. Но Наполеон колебался. Основная масса армии не двигалась вперед, но 10 августа было получено сообщение о том, что генерал Себастиани имел стычку с русской кавалерией – успешная атака казаков Платова у Инкова нанесла ему некоторый ущерб, но казаки немедленно отступили, и серьезного боя не произошло. Соприкосновение кавалерийских «завес» показало, что русская армия где-то неподалеку и, по-видимому, намерена защищать Смоленск. Появилась надежда настичь наконец отступающего Барклая, и 12 августа первые части Великой Армии выступили из Витебска. Сражение при Смоленске действительно состоялось, русские дрались отчаянно, но не остались на позициях, а снова отошли на восток.

Наполеон решил, что события следует форсировать.

III

Среди немногих пленных, захваченных в результате сражения под Смоленском и последовавших затем стычек с арьергардом отступающей русской армии, был и генерал Тучков-третий – однофамильцев в армии в те времена во избежание путаницы нумеровали. Наполеон пожелал его видеть, сообщил ему, что войны хотели русские, а не он, и спросил, не родственник ли ему другой генерал Тучков, командир 3-го корпуса русской армии. Тучков ответил, что это его родной брат. Тогда Наполеон спросил, не может ли его пленник написать письмо императору Александру, – и получил отрицательный ответ. Дальше у Наполеона с Тучковым-третьим произошел следующий разговор:

«…– Но можете же вы писать вашему брату? – Брату могу, государь. – Известите его, что вы меня видели и я поручил вам написать ему, что он сделает мне большое удовольствие, если доведет до сведения императора Александра сам, или через великого князя, или через главнокомандующего, что я ничего так не хочу, как заключить мир. Довольно мы уже сожгли пороха и пролили крови. Надо же когда-нибудь кончить…» [2].

Ну Наполеон оставался Наполеоном, и к своему миролюбивому обращению к Александру он прибавил и угрозу:

«…Москва непременно будет занята и разорена, и это будет бесчестием для русских, потому что для столицы быть занятой неприятелем – это все равно, что для девушки потерять свою честь…»

Генералу Тучкову была возвращена его шпага, и его отослали в Мец, а письмо было передано через парламентеров в штаб Барклая, который и переслал его царю, в Петербург.

Ответа не последовало.

Письмо Александру было отослано примерно 20 августа 1812 года, но еще до того, как оно успело достичь Петербурга, царь покончил наконец с решением важнейшего вопроса: кто должен стать во главе армии? Трения между Багратионом и Барклаем достигли точки разрыва. Самому становиться во главе армий было нельзя – его любимая сестра, Екатерина Павловна, решительно советовала ему этого не делать:

«…Ради бога – не берите командования на себя, потому что необходимо без потери времени иметь вождя, к которому войско питало бы доверие, а в этом отношении вы не можете внушить никакого доверия. Кроме того, если бы неудача постигла лично вас, это оказалось бы непоправимым бедствием вследствие чувств, которые были бы возбуждены…»

Как мы видим из текста, этикетом она себя не затрудняла…

Сохранить командование за Барклаем де Толли он не мог – все корпусные командиры его армии явились к цесаревичу, Константину Павловичу, и сказали ему, что армия в плохом состоянии и что так и будет, пока ею командует Барклай.

17 августа 1812 года комитет, составленный из Салтыкова, Вязмитинова, Лопухина, Кочубея, Балашова и Аракчеева, вынес следующую резолюцию:

«…После сего рассуждая, что назначение общего главнокомандующего армиями должно быть основано: во-первых, на известных опытах в военном искусстве, отличных талантах, на доверии общем, а равно и на самом старшинстве, почему единогласно убеждаются предложить к сему избранию генерал-от-инфантерии князя Кутузова…»

Александр решение комитета утвердил.

29 августа в армии был получен рескрипт царя о назначении Кутузова. Багратион узнал об этом на день раньше – у него были хорошие информаторы. Например, Аракчеев.

IV

В состав Великой Армии, шедшей на восток, входил офицер – и не просто офицер, а офицер даже в чине бригадного генерала, главным занятием которого была не война, а военная история. Антуан Анри Жомини родом был из Швейцарии и жизнь начинал клерком, в Париже. В годы Революции он даже возглавлял какое-то время батальон – время было такое, – но потом вернулся к мирным занятиям. Но военное дело с точки зрения теории интересовало его сильно, и он издал в 1804 году известное в его время сочинение «Traité des grandes opérations militaires» – «Трактат о великих военных операциях», в котором сравнивал стратегию Фридриха Великого и Наполеона Бонапарта. Наполеон прочитал труд Жомини и в 1805-м с ходу назначил его полковником, а за работу 1806-го о возможной войне с Пруссией и вовсе взял к себе в штаб, наградив баронским титулом. Наполеон поручил ему написать историю своих Итальянских походов, присвоил чин бригадного генерала и взял с собой в Россию. Жомини был военным губернатором Вильно, а потом – Смоленска. И вот что он пишет о мотивах решения Наполеона не оставаться у Смоленска, а все-таки идти дальше, на Москву – говорит он при этом на манер Эмиля Людвига, «внутренним монологом» самого Наполеона:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация