Однако ни один из снарядов не разорвался – радар-то был самым новым, но вот взрыватели не проверялись с 1918 года.
Это обстоятельство не слишком помогло «Жану Барту». Снаряды врага не взрывались, но весили-то они больше тонны каждый. Корабль был пробит навылет и сел на дно на месте своей якорной стоянки. Он, однако, не утонул – в порту для этого было слишком мелко.
Но вот тем французским кораблям, что вышли в море, пришлось плохо – и пришлось бы еще хуже, если бы не еще одно непредвиденное обстоятельство – американский радар внезапно вышел из строя. Его никогда не испытывали в реальном бою, и оказалось, что отдача собственной артиллерии вызвала такие сотрясения, которых радарные антенны не выдержали.
Тем не менее, из 16 судов, пошедших в атаку на американскую эскадру, обратно в порт вернулась только половина, и в сильно побитом состоянии.
В итоге американский флот сделал свое дело – высадка началась. Но армия столкнулась с такими же проблемами, как и флот. Передовые батальоны по плану должны были немедленно перейти в атаку, но оказалось, что у них нет артиллерии. Пушки, снаряды и прицелы грузились по разным накладным на разные транспорты – быстро собрать все это во что-то действующее оказалось совершенно невозможно.
Войска не могли сдвинуться с береговой кромки – на 4000 солдат первой волны десанта «транспортные средства оказались ограничены 2 джипами и одним трофейным верблюдом». Это не шутка, а цитата из рапорта командира десантного подразделения.
Паттон немедленно вмешался. Он, конечно, не смог превратить хаос в порядок, недоработки штабов никак нельзя было поправить на ходу, но придать действиям своих подчиненных необходимую энергию он сумел.
Отнюдь не так быстро, как хотелось бы, но американцы наконец двинулись вперед. Вторая волна десанта высадилась уже в лучшем порядке. Французские узлы сопротивления один за одним подавлялись – американские офицеры за неимением пушек использовали все подручные средства, до которых они могли добраться или которые они могли придумать на ходу. Один командир решил испробовать силу убеждения и кричал в мегафон «Rendevez!», будучи свято уверенным, что на французском это означает «Surrender!» – «Сдавайтесь!».
Впрочем, куда большую силу возымели бомбы. Авианосцы оказались в роли импровизированного – но очень действенного – средства поддержки наступающей пехоты.
Старинный форт, запиравший реку Себу, отбил одну за другой три атаки американцев, пока не попал под удар с воздуха, после чего гарнизон прекратил сопротивление и выкинул белый флаг.
«Контесса» в сопровождении эсминца «Даллас» пошла вверх по реке – вел ее местный французский лоцман, который умудрился бежать из Марокко и связаться с организацией Де Голля в Англии. Его участие в деле оказалось одним из немногих успехов разведывательных служб союзников – он довел «Контессу» по совершенно невозможному, поистине гиблому фарватеру до нужного места.
К 11 ноября у Паттона оказалась своя авиация, готовая действовать с собственной авиабазы.
Впрочем, она уже не понадобилась. Генерал Ногэ сделал все, что мог. Получив письменное свидетельство от главы немецкой миссии в Касабланке о том, что «дальнейшее сопротивление невозможно», и позаботившись о том, чтобы немецкие офицеры благополучно добрались до испанской части Марокко, генерал с чистой совестью капитулировал.
Правительству Виши было не в чем его упрекнуть – все последующие события были вне его контроля. Он оказался совершенно прав: не только правительство Виши (вскоре переставшее существовать) не имело к нему никаких претензий, но даже и послевоенное правительство Де Голля молчаливо признало действия генерала правильными.
Трехдневная американо-французская война велась по причинам, совершенно посторонним по отношению к месту ее ведения, и велась она – по крайней мере, довольно часто – совершенно в духе водевиля.
Однако пули в ней, увы, использовались настоящие.
Американцы и англичане потеряли убитыми больше тысячи человек, количество убитых французов было примерно таким же. Французская армия потеряла такое количество материала – танков, броневиков, самолетов, что Эйзенхауэр в отчетном докладе «О состоянии французской армии» в Вашингтон расценивал 18 французских батальонов как эквивалент одного американского.
Сама американская армия показала себя далеко не в лучшем виде. Ей надо было много учиться – сложная хореография ведения войны комбинированными средствами – пехоты, артиллерии, танков, авиации, действующими в координированном согласии – была ей покуда совершенно недоступна.
Но начало было положено – кампания в Северной Африке теперь действительно началась.
VI
Военный гений с его полетом мысли и скучные вопросы интендантского снабжения находятся в вечном и неизбывном противоречии.
Считая с запада на восток – от Касабланки до Алжира 1012 километров. От Алжира до Туниса – 1 180 километров. От Туниса до Эль-Аламейна, где стояла в это время танковая армия «Африка» под командованием фельдмаршала Эрвина Роммеля – 3628 километров. Расстояния между очагами военных действий в Северной Африке были велики, но бои 8—11 ноября, проигранные французской колониальной армией на другом конце континента, за 5 810 километров от Эль-Аламейна, ставили Роммеля в чрезвычайно трудное, почти безвыходное положение.
Фельдмаршал был знаменит.
Имя его гремело в мире, и этому факту способствовало множество причин. Германское министерство пропаганды делало все возможное, чтобы воспеть подвиги героя Рейха.
Он был правильным героем – храбрым солдатом без политических амбиций, сражающимся на далеком, экзотическом театре военных действий.
Как всем было совершенно ясно, главным, вне конкуренции героем Германии был, конечно же, фюрер, но ведь даже фюрер не мог быть повсюду.
Поэтому хвала пелась «герою зимы» Дитлю, который командовал норвежской операцией, и «герою пустыни» Роммелю, который командовал в Африке.
Важно было, чтобы участок, которым командовал герой, был неважным.
Героев – если они были в генеральском чине – в тоталитарной Германии назначали. Их не должно было быть много – скажем, два. Кандидаты не должны были командовать действительно большими участками фронтов или иметь интеллектуальные качества и влияние, которые могли бы сделать их участниками в борьбе за руководство страной.
Так что тот факт, что Роммель не был выучеником школы германского Генерального штаба, в этой ситуации говорил в его пользу.
К тому же он был бывшим командиром полка личной охраны фюрера, так что его слава была частью славы самого фюрера, и следовательно, вполне безопасной.
Однако Германией дело не ограничивалось.
Дела Роммеля вызывали у его оппонентов, английских генералов, смесь глубокой досады и подавленного восхищения. Он бил их раз за разом, невзирая на численное превосходство английских войск, на их тщательную подготовку и на огромные, убийственные нехватки в его собственном снабжении и снаряжении. Достаточно сказать, что после взятия Тобрука в 1942 году до 70 % транспорта армии Роммеля составляли трофейные английские машины, которые двигались на трофейном английском бензине.
