— Нет ли в ваших словах противоречия? Ведь вы сами сказали, что зарождаются эти негативные для демографии явления на Западе?
— Дело в том, что некоторая часть влиятельных субъектов США, экспортируя подобные вещи, у себя проводят совершенно другую политику. Известна программа Буша-младшего, на которую в США были выделены миллиарды долларов, которая ориентирует молодое население на сохранение беременности, на воздержание от рисковых внебрачных половых отношений, на супружескую верность и многодетную семью. В рамках этой программы дан карт-бланш традиционным религиозным конфессиям и общественным организациям, которые проповедуют именно такую идеологию и такой позитивный демографический императив. И это дает хорошие результаты. Например, уровень подростковой беременности в Америке сегодня оказался самым низким за последние 70 лет.
У нас же ситуация обратная. В том числе и из-за, я бы сказал, чиновничьего предательства, и потому, что все явления социальной патологии хорошо финансируются, а также являются «правилом хорошего тона». Причем не только в России, но и во многих других странах. И даже в ООН — которая почему-то до сих пор боится перенаселения Земли».
Подход ко всем без исключениям предложениям Запада по глобализации человечества со стороны Путина должен быть взвешенным и принципиальным. Не должен идти вразрез с национальными интересами России. В этом основная задача Путина в ближайшие 12 лет.
Удача, как известно, любит смелых и сильных. Тот, кто формирует свою политику на том, чтобы лишь избегать неприятностей, рано или поздно проигрывает. Глобальная геополитика — это сложнейший, далеко не однозначный (в том числе и для Путина) процесс, в котором наша страна может не только не проиграть, но и существенно усилиться.
Грядущее двойное президентство Путина дает ему возможность, так сказать, поднять Россию еще за счет нескольких финансовых источников, связанных, как ни странно, с перечисленными выше грядущими мировыми природными катаклизмами. Прежде всего я имею в виду мировой водный кризис, о котором нам так подробно рассказал Виктор Данилов-Данильян.
Россия, как вы уже поняли, по валовым водным ресурсам занимает второе место в мире. Поэтому Путин обязан не только не позволить кому бы то ни было распоряжаться нашей водой, но и получить от нее максимальную прибыль.
— Как это можно сделать? — спросил я директора Института водных проблем Данилова-Данильяна.
— Мы должны развивать водоемкие отрасли, потому что водоемкую продукцию производят только там, где есть вода, — ответил Виктор Иванович. — Во-первых, это, конечно, сельское хозяйство. Вторая водоемкая отрасль — это электроэнергия. Россия уже сегодня продает электричество. Правда, немного, а ведь можно продавать гораздо больше, если вовлечь в эту затею все наши возможности. У нас ведь в азиатской части страны используется меньше 40 % гидроэнергетического потенциала. В европейской части — больше 90 %, поэтому мы здесь ни одной крупной гидроэлектростанции уже построить не можем; можем только достроить Чебоксарскую и Нижнекамскую ГРЭС, а также строить малые станции. А на востоке — пожалуйста, колоссальные резервы для гидроэнергетики. Так что если это грамотно сделать, это даст существенный доход государству.
Третья водоемкая отрасль — это целлюлозно-бумажная промышленность. Для нее нужны лес и вода. А леса у нас больше всех в мире. Если даже иметь в виду лишь тот объем, который можно вырубать, не нанося существенного экологического ущерба нашим лесам, то мы его выбираем в лучшем случае на четверть. В принципе, Россия могла бы всю Европу завернуть в свою бумагу. Но здесь лимитирующими факторами являются труд и капитал. Насчет труда надо думать, а вот насчет капитала надо договариваться. Если мы создадим хорошие условия, при которых инвестирование будет давать хорошую отдачу, то капитал в Россию пойдет.
Еще одна отрасль — химия. В химии ставятся рекорды затрат воды на единицу продукции. По некоторым продуктам — например, химии полимеров и некоторым видам пластмассы — соотношение 1:15 000! То есть чтобы сделать тонну продукции, надо потратить 15 тысяч тонн воды. Безумие везти эту воду на химзавод, стоящий в безводном месте, надо его строить там, где есть вода. Кстати, для производства химической продукции требуется, наряду с газом и нефтью, электроэнергия. То есть мы с вами пришли к тому, с чего начали. Снова к затратам воды.
И, наконец, металлургия. Черная и цветная. И здесь у нас с точки зрения обеспечения ресурсами тоже все хорошо. У нас представлена хоть и не вся таблица Менделеева в экономически приемлемых масштабах, но почти вся. Так что есть что добывать.
Лично меня рассказ ученого и экс-министра о грядущем водном кризисе и его экспортных перспективах для России впечатлил сильно. Вместо того чтобы строить в Сколково копии Силиконовой долины (вот, кстати, кто и зачем сбил с толку молодого президента Медведева с идеей Сколково? Дворкович, конечно?), лучше развивать отрасли, где у нас через дюжину лет не будет конкурентов по объективным причинам. 12 лет — два срока президентства Путина. Будем считать это ему нашим избирательным наказом.
Грамотным сырьевым придатком быть ничуть не стыднее, чем придатком технологическим. Главное, распоряжаться своими ресурсами с умом.
Для охлаждения любого стандартного блока теплоэлектростанции или атомной станции России РБМК-1000 необходимо 1,6 кубокилометра воды в год. Миллиард 600 миллионов тонн! Понимаете, к чему я клоню? По нашим полям и весям текут будущие водо-доллары, похлеще нефтедолларов, которые еще необходимо извлечь на поверхность. Уверен, природная хватка Путина позволит ему с максимальной для России выгодой использовать этот водный Клондайк в ближайшие годы.
— Человечество также должно принять меры в области климата, — сказал мне еще Гавриил Попов.
Совершенно справедливо! Должно и предпринимает. При Путине Россия вместе с ведущими странами мира подписала Киотский протокол — международное соглашение, направленное на охрану климатической системы мира от негативных воздействий человека. Речь идет о сокращении выброса парниковых газов в атмосфере.
Так вот, на Киотском протоколе Путин, как и на всемирном водном кризисе, тоже может поднять Россию. Углеродный рынок в мире составляет на сегодняшний день 700 миллиардов евро, а Россия только-только начинает в нем принимать участие.
О чем речь?
Страны, подписавшие Киотский протокол, обязуются сокращать выбросы парниковых газов. Для каждой из них определена квота. Нас в силу известного технологического провала в 1990-е годы наделили квотой условной: не превышайте загрязнения атмосферы больше того, которое было в 1990 году. (Как рассказывал мне Данилов-Данильян, это было большой дипломатической победой Путина, ибо в тот год СССР выбросил в атмосферу всякой дряни больше всего.)
Так вот, сокращая выбросы ниже тех, что были еще в период генсека Горбачева, Россия может полученные по нормам Киотского протокола излишки сокращений продавать другим странам. И это торгуется активнейшим образом. Ведь не секрет, что технологическое переоснащение стоит дороже и дается с большим трудом наиболее технологически продвинутым предприятиям.
