– Да, это я буквально протащил Гайдара на заседании Верховного Совета, когда его, по просьбе Ельцина, утверждали руководить правительством. Все же депутаты были категорически против. И это было правильно. Что о нем знали? Что он работал в газете «Правда»? Фигуры в нем не видели, да и смешной он был. А в то время был большой выбор серьезных претендентов на должность первого заместителя Ельцина в правительстве. Даже среди наших депутатов было несколько таких талантливых, толковых организаторов. Тот же Юрий Михайлович Воронин, который потом стал у меня после Филатова первым заместителем. Из него бы вышел прекрасный премьер – динамичный, сильный, грамотный; к тому же Воронин был доктором экономических наук, производственник, работал министром. И мы бы ему помогали. Откровенно говоря, я сейчас завидую председателю Думы – если он только использует свои возможности – с Путиным ведь можно хорошо работать, с Медведевым можно хорошо работать.
Конечно, я помню эту фразу Гайдара. Политические взгляды этих неолибералов-монетаристов всегда смыкались со взглядами крайне реакционных деятелей, которые наступали на права трудящихся. Наиболее яркий представитель этого направления – Аугусто Пиночет, еще один «либерал», которого очень любила Маргарет Тэтчер. Пиночет ведь тоже пришел к власти при помощи американцев, а точнее ЦРУ. Поэтому не случайно ельцинисты, в частности Бурбулис, выезжали в Чили изучать опыт Аугусто Пиночета; он был в моде в среде кремлевских соратников Ельцина. Они так и говорили: «Мы должны действовать, как Пиночет!» То есть они хотели сосредоточить всю власть в руках Ельцина, чтобы он быстро провел счастливые реформы, а потом даровал демократическую Конституцию. Была такая схема, и Ельцин быстро понял все ее выгоды – речь ведь шла об укреплении его власти. Так они и действовали. Какой Гайдар демократ? Он один из столпов Ельцина – наследника Пиночета, кровавого диктатора! Тогда-то они не скрывали своих идей и взглядов, это сегодня их пытаются преподнести как представителей демократического крыла.
– Правда ли, что вы подтолкнули Ельцина к его историческому выступлению на танке в августе 1991 года?
– Не то чтобы подтолкнул… Мы стояли в коридоре Белого дома, когда, урча, подошел танк. Народ стал вокруг него бегать, кричать. И я, не особенно вдумываясь, как бы шутливо, говорю Ельцину: «Борис Николаевич, конечно, это не броневик, – имея в виду аналогию с Лениным, – но тоже удобная площадка. Давайте, выступайте!» Он: «Вы что, Руслан Имранович, хотите, чтоб меня убили?» Стоявший с нами премьер Иван Силаев вмешивается: «А что! Хорошую идею подбросил Руслан Имранович! Идите, Борис Николаевич, никто вас не убьет». К нам подошли другие наши сторонники и коллеги, и мы стали уже всерьез обсуждать эту мою идею, которую я изначально сказал в шутку, не особенно над ней задумываясь. Обращаюсь опять к Ельцину: «От нас троих народ ждет решительных действий, Борис Николаевич! Если не пойдете вы, то пойду я». «Нет, – говорит Ельцин, – пойду я». И решительно направился к танку.
Москва, февраль 2010 г.
Жорес Алферов
Алферов Жорес Иванович – лауреат Нобелевской премии по физике 2000 года за разработку полупроводниковых гетероструктур и создание быстрых опто– и микроэлектронных компонентов. Родился 15 марта 1930 г. в Витебске. Академик РАН и депутат Госдумы.
– Сегодня бытует мнение, что развал Советского Союза был спасением для экономики.
– Развал Советского Союза был экономической катастрофой. Я часто говорю, что если бы передовую страну, США, в силу тех или иных причин разрезали на 15 государств, то это была бы экономическая катастрофа и для США, гораздо большая, чем Великая депрессия 1929 года, из которой они бы не выбрались многие десятилетия. Зато мы с легкостью необыкновенной разрушили СССР, а сегодня экономика Украины не может развиваться без тесного взаимодействия с экономикой России. Белоруссия оказалась в тяжелейшей ситуации, хотя это единственная постсоветская республика, которая полностью сохранила свой промышленный потенциал. Но она тоже не может по-настоящему развиваться без тесного взаимодействия с российской, украинской экономиками.
По этому поводу я всегда привожу один пример. Я был в очень хороших отношениях с Владиславом Григорьевичем Колесниковым – министром электронной промышленности СССР, и как-то в начале 1980-х годов он мне говорит: «Жорес! Я сегодня проснулся в холодном поту! Мне приснилось, что «Планара» нет! А нет «Планара» – нет нашей электронной промышленности». «Планар» – это было научно-производственное объединение в Минске, которое занималось разработкой высокотехнологичного оборудования для электронной промышленности: степперы, шаблонное хозяйство и прочее. Всего три страны в мире: США, Япония и СССР делали степперы – самый важный технологический инструмент для кремниевой электроники. Так что нет «Планара» – нет электронной промышленности. И это действительно произошло, когда распался СССР – «Планар» оказался за рубежом. Хотя сам «Планар» выжил благодаря заказам из Китая. Недавно я читал лекции в Чаньчуне, в Институте точной механики и оптики Академии наук Китая, и вдруг увидел знакомые славянские лица – это были сотрудники «Планара»; китайцы хотят использовать наши предыдущие достижения. И правильно делают.
– Многие считают, что СССР именно тогда упустил шанс китайского варианта проведения реформ, который наиболее подходил бы нашей стране. Разделяете такую точку зрения?
– Нет! Конечно, нет. Я хорошо знаю Китай. Мы с ним тесно сотрудничаем в научном плане, я в Китае бываю ежегодно, а в прошлом году был даже два раза. И я один из немногих – к сожалению, немногих – иностранных членов Китайской академии наук, которая создана по образу и подобию Академии наук СССР. Кроме меня из России иностранные члены Китайской академии наук – академик Григорян из московского университета и питерский математик Фадеев, а иностранных членов из США – 29 человек. Кстати, президент Китайской академии наук получал образование в Советском Союзе и неплохо говорит по-русски, как, впрочем, и предыдущий президент – физик-теоретик; старшее поколение в Китае еще помнит русский язык. И прежде всего потому, что выведение индустрии Китая на определенный уровень до культурной революции было связано с нашей непосредственной помощью – мы строили там заводы и помогали развивать их образование и науку. Так вот… Я считаю, что нам многому нужно учиться у современного Китая, но и Китаю по-прежнему можно многому учиться у России. Да, конечно, надо изучать опыт того, как Китай развивает свою современную индустрию, как он вышел на передовые позиции в мире, но это автоматически не означает, что китайская модель – пример для России.
– Что вас, ученого, далекого от реальной политики человека, подвигло на излете Советской власти податься в народные депутаты СССР?
– Во-первых, это же было совершенно другое время, и я понятия не имел, к чему мы в результате придем. Во-вторых, не стоит забывать также о том, что ведущие ученые нашей страны тогда нередко бывали депутатами, те, кто не чурался государственной и общественной деятельности не в смысле политики, а в смысле продвижения наиболее перспективных научных исследований, более эффективной организации международного научного сотрудничества. В тот момент я был директором Физико-технического института – крупнейшего физического института страны, и председателем президиума Ленинградского научного центра. В депутаты меня выдвинул наш физтех и ряд академических институтов Ленинграда. Избирался я от Академии наук СССР – уже тогда выборы проводились по многопартийной системе, скажем, так: была «красная сотня» от ЦК КПСС, а остальные участвовали в жесткой конкурентной борьбе. К примеру, на 20 вакансий народных депутатов от Академии наук на последнем этапе голосования претендовало 40 или 50 человек, и многие известные ученые этот барьер не преодолели. А ваш покорный слуга был избран среди таких людей, как академик Олег Нефедов, Карл Ребане – президент Эстонской академии наук, Юрас Пожела – президент Литовской академии наук, Андрей Дмитриевич Сахаров, Виталий Лазаревич Гинсбург…
