— Вы до сих пор считаете себя действующим министром обороны России?
— Ну я же до сих пор не снят с этой должности... Недавно даже написал письмо Медведеву с просьбой уволить меня из Вооруженных сил. Министром обороны России меня в те дни назначил — неожиданно для меня самого — исполняющий обязанности президента России Руцкой. Это назначение утвердили Верховный Совет России и съезд народных депутатов; против меня голосовала, по-моему, пара человек. Кстати, я считаю, что назначение именно меня министром обороны было логичным, поскольку ранее я занимал должность заместителя министра обороны СССР и был вполне подготовленным к этой работе человеком.
Министром безопасности Руцкой назначил Баранникова, а министром внутренних дел Дунаева. Руцкой предложил нам ехать в свои ведомства и занимать кабинеты. Могу сказать, что мне действительно подготовили кабинет в штабе Воздушно-десантных войск; десантники меня там ждали и были готовы по моему приказу выступать на стороне Верховного Совета. Однако, когда об этом стало известно, многие стали меня отговаривать: «Если ты уйдешь из Белого дома, за тобой отсюда сразу уйдут все военные. А кто останется? Депутаты? Персонал, среди которого много женщин?» Пришлось остаться. Тем более что в этот момент нас по-настоящему обложили: отключили свет, воду, канализацию... Началось самое настоящее истязание, продолжавшееся до начала штурма.
— Была ли у Вас информация о готовящемся штурме и имело ли руководство Верховного Совета возможность тайно покинуть Белый дом до его начала?
— У меня работала разведка, и мы, конечно, знали о том, что готовится штурм. Буквально за три часа до его начала ко мне пришли два полковника... Сейчас я уже могу назвать фамилию одного из них — это Поповских Павел Яковлевич, начальник разведки ВДВ; второй тоже мой бывший подчиненный. Говорят: «Товарищ командующий, давайте мы Вас отсюда заберем и спрячем. Вас никто не найдет». Я: «Вы что?! Я — министр обороны и буду отсюда убегать?»
Да, в принципе, мы могли тайно покинуть Белый дом по подземным коллекторам, систему которых к тому времени хорошо изучили. Дело в том, что, когда мы поняли, что у нас нет никаких выходов из Белого дома, мы стали интересоваться подземными сооружениями. Никаких планов или карт подземелий у нас не было, и мы привезли 4—5 спелеологов, ребят-студентов из соответствующего института, которые взялись разобраться с подземными коллекторами, созданными в свое время под Белым домом для технических нужд. В результате эти студенты обнаружили подземные выходы из здания Верховного Совета к дому Хаммера у Москвы-реки, к стадиону, в районе станции метро «Смоленская» и около станции метро «Киевская» — там, под мостом, была небольшая дверка, оттуда и выходили мои ребята; сегодня, когда мы проезжаем мимо этого места, обязательно салютуем автомобильным сигналом.
Об этих подземных ходах не знали не только Ельцин и его окружение, но и долгое время не знал даже Хасбулатов. Три-четыре дня мы пользовались коллекторами в условиях секретности: в частности, помню, тащили по ним два рюкзака денег из города от наших друзей, чтобы выдать зарплату рабочему персоналу Белого дома. Потом об этих коллекторах узнали остальные депутаты. Первым узнал Бабурин, потом ко мне подошел Дунаев с упреками: «Владислав, как же так? Мы вместе работаем, а ты молчал!» Я отвечаю: «Там ходили мои разведчики...»
Кстати, изучать эти подземные ходы нам помогали и беспризорники, ведь там под землей шла вторая жизнь. Огромное количество людей: бомжи, беспризорники, целые человеческие галереи... вонь, грязь! Целый город под городом. Страшная картина!
— Есть много версий о том, кто первым начал стрельбу. Что скажете по этому поводу? Каково реальное количество погибших в эти дни?
— Первые расстрелянные появились на моих глазах. Неожиданно вышли бронетранспортеры и начали огонь по безоружным людям, находящимся на площади перед Домом Советов. Появились раненые и первые убитые среди гражданского населения, пришедшего поддержать Верховный Совет. Мы их всех сразу же стали заносить в 20-й подъезд, который вскоре оказался полностью забит жертвами этого расстрела. Среди них были погибшие, в теле которых мы насчитали по 17 пулевых отверстий, в том числе и из крупнокалиберного пулемета! А у нас, как я уже говорил, кроме автоматического оружия, ничего не было, да мы и не стреляли на поражение: команды вести ответный огонь я не отдавал. Зато со стороны Ельцина была беспощадная стрельба: подъезжает «Скорая помощь», и по ней тоже дают очереди, врач идет, машет флагом с красным крестом, а по нему тоже лупят.
Кстати, когда я уже сидел в Лефортовской тюрьме, следователи использовали меня в качестве эксперта. На каждого убитого при штурме Белого дома в прокуратуре была заведена отдельная карточка. Следователь приносил мне эти карточки, где было подробно указано, куда у человека вошли пули и откуда вышли, отчего наступила смерть. И вот я как специалист, одновременно являясь заключенным, давал свое заключение по каждому убитому.
Реальная цифра количества погибших около Белого дома до сих пор не озвучена. Насколько мне известно, в течение двух суток после нашего ареста в Белый дом никого не пускали. Этим вопросом в то время занимался Кобец (в 1993 году замминистра обороны РФ. — Прим. авт.). Важно понять, что среди убитых сторонников Верховного Совета было много иногородних, не объявлять погибшими которых было проще, чем убитых москвичей. Сколько развезли по больницам? Сколько там умерло от ран? Повторяю, эта цифра находится под большим секретом. Какие-то данные в Главной военной прокуратуре наверняка есть, они этим занимались подробно.
— Был ли шанс победить у Верховного Совета?
— Был. Честно говоря, мы ждали, что военные нас поддержат и подойдут к нам на подмогу. Я делал соответствующий призыв. Если бы подошел хотя бы один полк, Ельцин бы тут же сбежал в американское посольство. Армия сказала бы свое слово: «Быть посему! » — и так и было бы. Когда к нам начал прорываться народ, милиция разбегалась или переходила к нам сотнями, нам надо было сесть и все спокойно решить: кому куда ехать и кому чем заниматься. Мне, к примеру, надо было поднимать ВДВ, правда, к этому моменту всех моих сподвижников уже «вычистили»: кого-то отправили в командировки, кого-то напоили... Хотя, все-таки, если бы я там оказался... Меня же от солдата до генерала — все там знали! А если бы к этому делу еще бы и дивизия подключилась... Но все войска, лояльные Верховному Совету, были на картошке, на моркови, на свекле. У всех офицеров в академии отобрали личное оружие. Так что Кремль можно было легко взять, вернее, его и брать-то не надо было — они бы сами оттуда разбежались.
Но нас сгубили неплановость всех наших действий и охватившая многих эйфория. Когда к нам пришел народ, какие могли быть штурмы? В толпу же сразу затесались провокаторы. А предателей и провокаторов среди нас хватало, я проверял. Идет, скажем, заседание у Хасбулатова, я нарочно запускаю дезинформацию: «Руслан Имранович, я только что распорядился выдать всем подчиненным ручные гранаты». А откуда у нас ручные гранаты-то? Их, разумеется, не было. Зато через два часа всем стало известно, что в Белом доме выдают гранаты. То есть предатели были даже в нашем ближайшем окружении. Я был против этого похода на захват Останкино, считаю его обычной провокацией.
