— В начале 1990-х Вы были у истоков частного образования, создав н возглавив Международный университет.
— Предложил создать этот университет в 1989 году президент США Джордж Буш-старший, который сказал Горбачеву: «Вам в скором времени понадобится много предпринимателей, давайте учредим в Америке вуз, который будет готовить кадры для вашего бизнеса». Горбачев рассказал мне об этом предложении, я ответил: «Михаил Сергеевич, все кончится однозначно: все лучшие студенты, которые там выучатся, там и останутся...» Горбачев: «А что ты предлагаешь? » — «Давайте создадим этот вуз в Советском Союзе. Гораздо дешевле привезти сюда 10 профессоров, чем отправить туда 100 студентов». Горбачев передал мои слова Бушу, тот согласился. Мы создали этот Международный университет, а американцы обязались оплачивать своих профессоров-преподавателей. Но свои обещания, как, впрочем, и многие другие тогда, не выполнили. Практически американское государство ни одного доллара не дало, отдельные американские компании — «Кока-кола», к примеру, — заинтересованные в получении квалифицированных кадров для себя, нам иногда помогали.
— Именно в 1990-х стало возможно за большие деньги получить диплом, не особенно напрягаясь.
— Создавая один из первых в стране частных элитных вузов, мы ставили две цели. Первая. У детей, которые могут учиться более насыщенно, чем предусматривают типовые госстандарты, должна была быть возможность это делать; госстандарт — это ведь знания усредненного уровня. Скажем, если по стандартам Минобразования положен один иностранный язык, то мы по желанию студента даем ему возможность выучить два, три — сколько захочет. То же самое и с предметами. Максимум возможного в одном вузе за собственные деньги — это я называю элитным образованием. Но кроме элитного, есть образование ниже среднего. Это была наша вторая цель. Что это такое? Ну, скажем, парень-студент явно не тянет на стандартное высшее образование, но его папа имеет миллиард и хочет передать свои фабрики только сыну, больше никому. Возникает вопрос: а что, государству все равно, кто получит эту фабрику — образованный человек или необразованный? Вот таких детей тоже должен учить частный вуз — за их деньги. Мы позанимаемся с парнем первые два года по индивидуальной программе и дотянем его... ну, если не до стандарта, то до ситуации, которая была в царское время с наследниками; часто они не блистали выдающимися способностями, но, набирая им выдающихся преподавателей, их дотягивали до «царского» уровня. Нет, ну есть, конечно, исключительные бездари, но, в принципе, такой вот «наследный» подход у нас существует, и 90% таких наследников подтягивается на нужный уровень. Государство от этого только выигрывает, поскольку наследство достанется более образованному человеку.
— В 1991 году Вы попытались реформировать столичное ГУВД весьма оригинальным образом: поставили во главе него Аркадия Мурашова — 34-летнего научного работника, не имевшего никакого отношения к силовикам. Как еще и зачем пытались реформировать милицию?
— В свою бытность мэром Москвы я категорически отказался утверждать новую систему штрафов для ГАИ, потому что там были сплошные «вилки» — от 50 до 80 рублей, скажем, а не просто 65 рублей. Я говорил: «Если есть проступок, то он должен быть соответственно квалифицирован и за него должна быть взыскана только одна конкретная сумма штрафа, а не милиционер, исходя из своих соображений, должен решать — назначить ему большую или меньшую сумму». И я отказался утверждать такие новые штрафы. Меня дважды пытались заставить, но у них ничего не получилось, и им пришлось сделать так, как я сказал. Так что вы думаете... через несколько месяцев после моего ухода с поста мэра Москвы прежнюю систему восстановили, и она действует и сейчас. (Смеется.) Так же действует и наша судебная система с этими странными «вилками» возможных сроков за одно и то же преступление. Я еще могу понять, когда у суда присяжных есть возможность дать в зависимости от обстоятельств преступления, к примеру, 5 или 7 лет тюрьмы — это все-таки независимые люди решают, но когда это решает милиционер наедине со мной... он и решит по максимуму, если не поделитесь. (Смеется.)
Москва, июнь 2010 г.
ИРИНА ХАКАМАДА
Хакамада Ирина Муцуовна - российский политический и государственный деятель. Родилась 13 апреля 1955 г. в Москве. В 1984—1989 гг. — член КПСС. В 1993-2003 гг. - депутат Госдумы (с перерывом). В 1997—1999 гг. — председатель Госкомитета РФ по поддержке и развитию малого предпринимательства. В 2004 г. баллотировалась в президенты России. В 2008 г. прекратила политическую деятельность.
— Были ли, на Ваш взгляд, у Егора Гайдара профессиональные и личностные основания давать согласие возглавить российское правительство в начале 1990-х годов и брать на себя после гибели Советского Союза ответственность за судьбы десятков миллионов людей?
— Не знаю. В то время я с ним не была связана, я была кооператором. Но, глядя со стороны, думаю, что все дело в харизме девяностых. Поколение Гайдара, случайно попавшее в этот водоворот, приняло вызов времени. Они решили, что все могут. Конечно, они рисковали, но они считали: если не мы, то кто? Они и в период ГКЧП шли под танки под этим же лозунгом. Сейчас таких настроений в обществе нет. Все наоборот. Почему мы? Пусть кто-то! Конечно, у гайдаровцев были только теоретические знания, а практического опыта управления государством не было. Но, повторяю, такой тогда был воздух, что они решились управлять государством. Такой вот кислород. Избыток озона...
— ... явившийся веским основанием для лабораторного эксперимента над огромной страной?
— Нет! С Егором Гайдаром можно было, конечно, во многом не соглашаться, но он, в отличие от большинства других известных экономистов, был абсолютный профессионал. Он был человеком фундаментальных экономических знаний, который двадцать четыре часа в сутки не мог ни о чем другом мыслить, кроме экономики. Он посчитал, что угроза, что реформы будут свернуты, реальна, если не предпринять лихих, жестких шагов и не взять ответственность на себя. В этом плане он был лидером. А чем лидер отличается от нелидера? Тем, что лидер, может, и боится, но тем не менее ответственность все равно берет на себя. Так и Гайдар, предполагая, чем все это может закончиться, знал, что ответственность будет только на нем, и ее на себя взял.
Егор Тимурович, несмотря на свое интеллигентское, очень сложное общение с народом — за что его не любили, несмотря на некую отстраненность от бед обыкновенных людей и макроэкономическую абстрактность при рассмотрении проблем общества, готов был рисковать и был в этом смысле мужик-мужиком.
— Не согласен с Вами, что в России тогда не было экономистов, равных Гайдару. Был Шаталин, был Абалкин...
— Они были экономистами старой школы. А эти были западники. «Чикагские мальчики». Вот «чикагских мальчиков» тогда больше не было...
— А те, что были, взялись из журнала «Коммунист» и из советских НИИ...
— Не важно откуда! Начитались... Я тоже, когда преподавала в вузе, читала лекции по другим учебникам... То есть Румянцева я выбросила.
— Есть версия, что Ельцин назначил мало кому известного Гайдара руководить правительством, потому что тот — в отличие от других экономистов — без колебаний согласился проводить в жизнь американский план экономических реформ «вашингтонский консенсус», от которого до этого отказалась Латинская Америка.
