Дугин, кстати, к этому моменту вполне респектабилизировался, забыл об основных своих фантазиях и превратился в нормального патриотического интеллектуала. Время от времени он вспоминает свои лучшие времена и снова берется за конспирологию. Но это уже никого не может впечатлить с той силой, с какой впечатляло ранее. Может быть, кроме Академии Генерального штаба. Но и она когда-нибудь должна будет увязывать концы с концами в этом печальном вопросе, все более приобретающем чисто историческое звучание.
Но если в очумевшей стране «дугиниана», начавшаяся в 1992 году, закончилась разве что в 2002-м, то в последующее пятилетие место бурно развивающейся (и к Дугину уже никак не сводимой) конспирологии начала занимать параполитика а ля рус.
Она оказалась востребованной обществом, которое уже вкусило конспирологической шизы, но хотело получить после этого нечто менее постное. То есть наполненное фактурами, подробностями, «сливами» и всем прочим. На параполитической арене сначала появились журналисты, готовые публиковать статьи, в которых десять строк в начале и десять строк в конце обрамляли стопроцентный оперативный «слив». Иногда даже просто запись, сделанную с помощью специальной техники. Ни в одной стране мира журналистика на это бы не пошла. А здесь это приобрело массовый характер. «Сливы» стали бестселлерами. Естественно, что этим воспользовались те, кто мог решать, что надо «сливать», а что не надо. В каких дозах и в каких комбинациях.
Обществу, стремительно превращающемуся в «зооциум», было глубоко наплевать на подобные обстоятельства. Оно хотело «клубнички» и имело возможность ее отведать. Отведав, оно заорало: «Еще! Еще!» Родились сайты, гордо называющие себя компрометационными. Место Дугина, становящегося олицетворением умеренности, стали занимать интеллектуалы, гордящиеся тем, что они провокаторы. Началось параполитическое безумие. Худшие черты конспирологии стали соединяться с худшими чертами параполитики.
Речь шла об еще одном интеллектуальном срыве — следующем за дугинским. Было ясно, что противодействие такому срыву обречено на сугубую локальность. И может осуществляться только в нишах, где разум почему-то еще сохранен. Было ясно также, что это противодействие абсолютно необходимо.
И, наконец, было ясно, что противодействие окажется предметом пристального внимания новой шизокультуры, ненавидящей тех, кто мешает ее агрессивному распространению в обществе.
Кроме того, никакая шизокультура не распространяется сама по себе. У нее всегда есть не только рупоры, но и бэкграунд. Изучение, например, одной из подобных групп — группы господина Беленкина (он же Баумгартен) — показало, что данный левый интеллектуал, изобличающий в своих публикациях определенные кремлевские кланы и конкретные транснациональные структуры, якобы связанные с этими кланами, преподает русский язык курсантам спецслужб в США.
Перепроверки подтвердили, что это точные данные. А дальше начинается та самая технологическая критика, о которой я уже говорил.
Спецслужбы США бдительно следят за своими кадрами. Предложить этим кадрам (в том числе тем, кто преподает язык американским курсантам спецслужб) контрпропагандистское начинание, санкционировать его, дать на него соответствующие гранты, связать преподавателей спецвузов с какими-то там левыми движениями… Согласитесь, это довольно громоздкая затея, на которую никто просто так не пойдет.
А пойдет только в том случае, если видит конкретный смысл.
Подобный смысл никак не может сводиться к дискредитации каких-то частей российской элиты. В том числе элиты наших спецслужб. Поскольку в используемых «сливах» фигурируют также высокопоставленные отставные и действующие работники спецслужб самих США. Эти работники вполне умеют себя защищать, что показала история спецслужб XX века. Как говорят в России, «у них не залежится». А если что-то залеживается, то становится еще интереснее. Потому что оказывается, что «сливы» неких левых интеллектуалов, санкционированные одними элитными спецслужбистскими группами США, касаются других элитных спецслужбистских групп тех же США. Затягивание в этот процесс российских спецслужб обнажает ту самую транснациональную специфику происходящего, которая прежде всего требует адекватного рассмотрения.
Но можно ли осуществлять подобное рассмотрение на основе «сливов», причем заведомо тенденциозных?
Да, отвечаем мы, поскольку (а) это «сливы», а не пустая болтовня. И (б) можно очищать «сливы» и выделять в них значимый материал. В любом случае, это надо делать постольку, поскольку речь идет об интеллектуальном здоровье общества. Мало конспирологии с примесью псевдопараполитики — на тебе! Теперь псевдопараполитика с примесью конспирологии! Мало больному обществу Дугина! Ему теперь навязывают еще и Беленкина!
Продраться сквозь «сливы» к содержанию, соединить то, что удалось добыть при продираниях сквозь «сливы», с другими данными и как-то защитить здоровье общества — вот триединая задача.
Хочу в завершение обратить внимание на одно общее свойство Дугина и Беленкина. Они, как конспирологи, рассматривают любую критику холистически, то есть наделяя критикующего всем континуумом отрицательных качеств. Когда я и моя организация стали проблематизировать концепцию Дугина, ответом было смачное описание моих физических недостатков. При чем тут физические недостатки, было вообще неясно, ибо никто не собирался конкурировать с конспирологами на конкурсе красоты или в других аналогичных местах.
Я мог не обладать никакими физическими недостатками, а также недостатками морального плана. Но мог при этом неверно проинтегрировать уравнение в частных производных — и это стало бы для меня смертельным приговором как для ученого. Если на семинаре по теоретической физике мне вдруг начнут указывать не на то, что я неправильно расшифровываю ту или иную сингулярность в уравнении определенного класса, а на мои нестриженые ногти, то я, конечно же, сочту, что мой оппонент сильно переработал или не оправился от ЛСД. А при обсуждении политических наук подобное допустимо?
Кроме того, это демонстрирует способ обращения с фактурами. Лицо, оперирующее спецфактурами, должно обладать тремя добродетелями — точностью, точностью и еще раз точностью. Одна неточность вызывает тотальный вопрос ко всей конструкции. Кстати, указания на такие неточности в научной среде всегда воспринимаются с глубокой благодарностью.
И, наконец, есть правила общественного восприятия тех или иных сообщений. Нельзя, чтобы в сообщениях, имеющих определенного адресата, содержался материал, который будет слишком легко опровергнут за счет общения адресата с описанным в этих сообщениях предметом. Если предметом описания являюсь я, то описывающий должен понимать, что я являюсь его современником и активно общаюсь с различными слоями своего общества. Поэтому нельзя наделять меня в описаниях качествами, которые общество, увидев меня, во мне не обнаружит. Нельзя говорить, что я карлик, потому что я не карлик. Нельзя обсуждать мою тщедушность, потому что я являюсь лицом с достаточно брутальной фактурой.
Я мог бы быть карликом и при этом… ну, не знаю, сэром Исааком Ньютоном. В любом случае, мои габариты никак не связаны с качеством производимого мною материала и моего мышления. И непонятно, при чем тут габариты вообще. Но если уже стали играть в игру под названием габариты, то она должна быть общественно достоверной.
