Обстановка на западном фронте складывалась исключительно тяжелой, и она мало чем отличалась от обстановки начального периода войны, так как в окружении или в полуокружении оказались главные силы трех фронтов. На всем пространстве от Ржевско-Вяземского рубежа до Можайской линии не было подготовленных оборонительных рубежей и естественных преград, на которые могли опереться отступающие войска, а других формирований у Ставки не было. Это был один из самых переломных моментов войны, когда решалась судьба Москвы, а возможно и всей России. В такой опасной обстановке мог растеряться и сильный человек, но Сталин не зря взял себе это имя — его стальная воля и полное спокойствие было тем центром, вокруг которого кипела работа по повышению стойкости и упорства войск и населения. В этих условиях, когда все обрушилось, военно-политическим руководством было принято единственно верное решение о защите Москвы, и уже сам Сталин стал лично руководить войсками и обороной на подступах к Москве.
На фронте от Московского моря до Калуги протяженностью 230 км в составе Западного фронта насчитывалось лишь около 90 тыс. человек Сплошной фронт обороны создать было нечем, и командование фронта стремилось прикрыть только важнейшие дорожные направления, ведущие к Москве: Волоколамское, Можайское, Малоярославское, Калужское, Калининское и Тульское. Было много проявлений трусости, измены и дезертирства. Военные формирования НКВД из бегущих солдат и офицеров в отдельные дни формировали целые дивизии. Нередко проявляли трусость и обращались в бегство целые полки.
[543]
Гитлеровские войска, практически без боя, продвинулись по направлению к Москве почти на 250 километров, и им казалось, что могущество и сила русского народа уже иссякла. Но последовали события, которые резко изменили положение дел на Дальнем Востоке, сразу отразившиеся на решениях советского правительства. 14 сентября от Р. Зорге пришло сообщение в Москву: «Японское правительство решило не выступать против СССР»
[544]
и после этого Генеральному штабу было разрешено направить несколько десятков дивизий с Сибири и Дальнего Востока на защиту Москвы. А крупная переброска войск с Дальнего Востока на западный фронт стала осуществляться после бесед И. Сталина 12 октября с приглашенными в Москву командующим Дальневосточным округом генералом армии И. Апанасенко, командующим Тихоокеанским флотом адмиралом И. Юмашевым и первым секретарем Приморского крайкома ВКП(б) Н. Пеговым, с которыми вождь обсудил порядок и сроки отправки на подступы к Москве дальневосточных дивизий и морских бригад.
[545]
Переброска войск с Дальнего Востока началась почти немедленно и проходила под личным контролем И. Апанасенко. Генерал А Белобородов, командовавший тогда одной из уходящих на Запад дивизий, писал позднее в своих воспоминаниях: «Железнодорожники открыли нам зеленую улицу. На узловых станциях мы стояли не более пяти-семи минут. Отцепят один паровоз, прицепят другой, заправленный водой и углем, — и снова вперед! Точный график, жесткий контроль. В результате все тридцать шесть эшелонов дивизии пересекли страну с востока на запад со скоростью курьерских поездов. Последний эшелон вышел из под Владивостока 17 октября, а 28 октября наши части уже выгружались в Подмосковье, в г. Истре и ближайших к нему станциях».
[546]
В самый напряженный период для организации обороны Москвы в Ставку из Ленинграда был вызван генерал армии Г. Жуков. Принимая Жукова в своей кремлевской квартире, недомогавший Сталин не скрывал своей тревоги сложившейся обстановкой под Москвой: «Я не могу добиться исчерпывающего доклада об истинном положении дел. А не зная, где и в какой группировке наступает противник и в каком состоянии находятся наши войска, мы не можем принять никаких решений. Поезжайте сейчас же в штаб Западного фронта, тщательно разберитесь в положении дел и позвоните мне оттуда в любое время суток Я буду ждать»
[547]
. Это дословно приведенное высказывание Сталина высвечивает всю опасность, нависшую над столицей, и раскрывает начало той титанической работы, какую предстояло выполнить Г. Жукову по организации отпора врагу на подступах к Москве. Нужно было заново воссоздавать Западный фронт, на который возлагалась историческая миссия — оборона столицы нашей Родины.
Побывав на наиболее опасных участках Западного и Резервного фронтов Жуков пришел к выводу, что «все пути на Москву для врага по существу открыты»
[548]
. Неутомимый Жуков целыми днями изучал обстановку на двух фронтах, передвигаясь от одного уцелевшего штаба к другому, и, ползая на передовой вместе с комбатами, на картах которых он успевал написать два слова: «Стоять насмерть!» делая размашистую подпись. Ежедневно, поздно ночью, докладывая обстановку Сталину, он всегда умел предсказать замыслы гитлеровских генералов на ближайшие дни, и предлагал лучшие решения для противодействия им. От самой природы в этом человеке была заложена какая-то удивительная сила и энергия, которая мгновенно передавалась подчиненным командирам и штабам, и они начинали верить в свои силы, которые, казалось, уже иссякли. Вместе с появлением Жукова штаб Западного фронта и командующие армиями оживили свою деятельность, в их работе появилась конкретная распорядительность, предвидение событий завтрашнего дня и жесткий спрос со всех командиров за положение дел в своих частях и подразделениях. Сталин, не раздумывая, утвердил Г. Жукова командующим Западного фронта, возложив на него ответственность за оборону Москвы.
Основные силы Западного фронта, в состав которого влились остатки Резервного фронта, под руководством Г. Жукова сосредотачивались на волоколамском, можайском, малоярославском и калужском направлениях.
Завершив разгром окруженных советских войск в районе Вязьмы и Брянска, командование группы армий «Центр» в середине октября отдало приказ о продолжении операции на Московском направлении. 2-я танковая армия должна была прорваться к Туле и захватить дороги для дальнейшего продвижения как к Коломне, так и в направлении на Каширу и Серпухов. 4-я и 9-я армии, продолжавшие заниматься уничтожением советских войск в районе Дорогобуж — Вязьма, должны были высвободить свои моторизованные войска и далее наступать с рубежа Калуга — Медынь в северо-восточном направлении, захватывая переправы на реке Протва у Малоярославца и Боровска; 9-й армии — развивать наступление на Калинин.
Среди гитлеровских солдат и офицеров, рвавшихся к Москве, поддерживался небывалый подъем морального духа и уверенности в превосходстве германского оружия, и приближения скорой победы. Этот всеобщий настрой на победу и вера в предначертание фюрера была так велика, что в рядах атакующих был слышен один мотив: «Хайль Гитлер и Сталин капут», который даже плененные гитлеровцы бросали в уста смершевцев, не боясь смерти и даже презирая ее. Они рвались в бой, невзирая на колоссальные потери солдат, офицеров и боевой техники, и здесь погибали те, кому Гитлер внушил всепоглощающую и совершенно абсурдную идею о превосходстве немца над другими нациями и народами.
