В момент наивысшего напряжения схватки советских и немецко-фашистских войск на юге страны в Советский Союз в середине августа с официальным визитом прибыл премьер-министр Великобритании У. Черчилль. Всю свою сознательную жизнь Черчилль ненавидел общественный строй, установившийся в Советском Союзе, но сейчас, волею обстоятельств, от способности этого государства выстоять в жестокой борьбе с фашистской Германией, зависела и судьба Великобритании. Побыв несколько часов со Сталиным, Черчилль вынес убеждение, что перед ним великий государственный деятель чужой страны, чужой идеологии, но единственной в мире, способной помочь Англии в борьбе с фашизмом. И Черчилль попытался загладить перед Сталиным свою непримиримую позицию в прошлом, и, прежде всего, за интервенцию против молодой советской республики в 1918 году. Он попросил у Сталина прощения за ошибки прошлого английского правительства, косвенно прося прощения и за свои ошибки в том правительстве, где Черчилль отвечал за все военные компании. Сталин не стал углубляться в анналы истории и коротко ответил: «Бог простит!»
[691]
Советское руководство рассчитывало, что ему удастся убедить английского премьер-министра открыть второй фронт в Европе и в Москве владели информацией, что в Англии имеются достаточные военные силы, чтобы это сделать.
На 1 апреля 1942 года в вооруженных силах Великобритании уже имелось:
Общая численность английской армии составляла 4 млн. человек, и мобилизационные возможности государства составляли 2–2,5 млн. человек.
Создав такую сильную армию и имея военно-морской флот, который безраздельно господствовал в Северной Атлантике, Англия могла уже в 1942 году выделить для открытия второго фронта в Европе до двадцати пехотных дивизий и до двадцати пехотных бригад, семь танковых дивизий и пять танковых бригад против 16 немецких дивизий, дислоцированных в Бельгии и Франции. Однако Черчилль стал убеждать Сталина в невозможности открыть второй фронт в Европе из-за нехватки десантных судов и, кроме того, потому, что прибытие миллионной американской армии на английские острова «ожидаются весной 1943 года, что составит экспедиционную армию США в 27 дивизий, к которым английское правительство готово добавить 21 дивизию».
[692]
В облегчение этой вести Черчилль сообщил Сталину о готовности США и Англии провести в ближайшее время десантную операцию под названием «Торч», чтобы овладеть Северной Африкой. Внимательно выслушав план этой операции, Сталин мгновенно оценил ее стратегические преимущества для союзников, поочередно назвав каждое из них. Это стратегическое видение советского вождя произвело неизгладимое впечатление на Черчилля. Он говорил впоследствии, что «очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно».
[693]
Сходство взглядов на продолжение войны с фашистской Германией и сила ума обоих государственных деятелей перешла в плоскость быстрого принятия решений по всем вопросам, что лежали в сфере переговоров советско-английских делегаций. В какой-то момент отношения двух лидеров были настолько искренни, что Черчилль даже принял участие в неформальном ужине на небольшой квартире Сталина в Кремле. Там он, в ожидании коммюнике, задал советскому вождю вопрос.
«— Скажите мне, на вас лично так же тяжело сказываются тяготы этой войны, как и проведение политики коллективизации?
— Ну нет, — сказал Сталин, — политика коллективизации была страшной борьбой». Борьбой «с 10 миллионами, — продолжил он, подняв руки. — Это было что-то страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо землю пахать тракторами. Мы должны были механизировать наше сельское хозяйство». Тяжелые воспоминания прошлого несколько замедлили ход мыслей Сталина, но после непродолжительной паузы он продолжал: «Мы не только в огромной степени увеличили снабжение продовольствием, но мы неизмеримо улучшили качество зерна. Раньше выращивались всевозможные сорта зерна. Сейчас во всей нашей стране никому не разрешается сеять какие бы то ни было другие сорта, помимо стандартного советского зерна. Это еще больше увеличило снабжение населения продовольствием».
[694]
Встреча двух лидеров завершилась принятием коммюнике, в котором они заверили мировое сообщество, что «справедливую освободительную войну оба правительства исполнены решимости вести со всей силой и энергией до полного уничтожения гитлеризма и всякой подобной тирании». Для Гитлера это было первым серьезным приговором двух великих держав, связавших себя едиными целями в войне.
События на советско-германском фронте продолжались оставаться главными, за ними внимательно следил весь мир. Несмотря на то, что сопротивление советских войск нарастало, обстановка под Сталинградом по-прежнему оставалась сложной и Ставка боевым действиям на этом направлении придавала первостепенное значение. В конце августа Сталин вызвал Г. Жукова с Западного фронта и объявил о решении Ставки направить его для укрепления войск, действовавших в районе Сталинграда. «У нас плохо идут дела на юге, — сказал Верховный Главнокомандующий, — и может так случиться, что немцы возьмут Сталинград. Не лучше складывается обстановка и на Северном Кавказе»
[695]
. Как вспоминал Г. Жуков, Сталин понимал, что неблагоприятная обстановка, сложившаяся летом 1942 года являлась следствием и его личных ошибок, допущенных при утверждении планов наших войск в летней кампании этого года. К чести вождя, он не искал виновных среди членов Ставки и Генерального штаба, а напряженно работал вместе со всеми над устранением ошибок Вместе с отправкой Г. Жукова на Сталинградское направление Ставка направляла в этот район все, что тогда было возможно. Только вновь формируемые стратегические резервы, предназначенные для ведения дальнейшей борьбы, пока не вводились в действие.
Решительными действиями, которыми в совершенстве владел Г. Жуков, советские войска в районе Сталинграда в начале сентября изменили стратегию и тактику борьбы: они беспрерывно, днем и ночью, контратаковали врага как крупными силами, так и мелкими подразделениями, и сумели навязать немецко-фашистским войскам и их сателлитам сплошной активный фронт борьбы, для удержания которого нужно было растрачивать резервы, которых у немцев было немного. Досконально изучив состав и положение немецко-фашистских войск и их союзников, действовавших на Сталинградском направлении, и избранный немецким командованием способ овладения Сталинградом и Поволжьем, Г. Жуков нашел в их решении глубокую стратегическую ошибку, заключавшуюся в том, что гитлеровские генералы позволили втянуть все свои войска в городской каменный мешок, где у них была утрачена всякая возможность для ведения маневренных действий и отступления. Второй Верден, только еще более пагубный для немецких войск, гитлеровские генералы подготовили сами, не проявив осмотрительности и осторожности при попытке овладеть крупным городом на Волге, втянув в Сталинград главные силы 6-й полевой и 4-й танковой армий вермахта. У Г. Жукова мгновенно созрел план: упорной обороной продолжать удерживать Сталинград и одновременно подготавливать удар по сходящимся направлениям для разгрома главных сил вермахта в этом районе.
