В этот период велась напряженная дипломатическая борьба по спасению нацистского режима в Германии. Гитлер и его ближайшее окружение надеялись расколоть фронт союзников, нацеленных на взятие Берлина, связывая свои надежды с закулисными играми английского правительства с отдельными представителями Третьего рейха. В истории Пруссии, во время правления короля Фридриха Великого, были не менее трудные и опасные периоды крушения его режима и государства в развязанной им Семилетней войне, но «чудесная» сила, в лице английского правительства, спасала тогда Пруссию от поражения и полного развала. Гитлер, поклонявшийся Фридриху Великому, неистово верил в исторические повторения великих событий, и убеждал себя и свое окружение, что их режим будет спасен. Люди Гитлера, Геринга и Гиммлера перед крушением Третьего рейха искали дипломатические контакты с видными представителями Великобритании и США, предлагая им добровольно сложить оружие на западе в обмен на усиление их сопротивления на Восточном фронте, пугая Запад в противном случае большевизацией Европы и распространением коммунизма на континенте. Это были не праздные мечтания, и если бы на тот исторический период во главе США был не президент Ф. Рузвельт, а другой, более консервативный и воинственный человек, каким был его преемник Трумэн, нацистский режим в Германии мог и выжить.
Для такого видения событий были все основания. 1 апреля премьер-министр Великобритании У. Черчилль писал президенту США Ф.Д. Рузвельту: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создаться ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германию как можно дальше на восток, и в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять»
[853]
. У. Черчилль, следуя вековой традиции Англии, не допускавшей возвеличивания какой-либо державы на Европейском континенте, уже думал над тем, как подорвать мощь Советского Союза, становившегося в результате победы над фашистской Германией первой державой в Европе, и второй в мире, и готовил для этого почву. В описываемые дни командующий британскими вооруженными силами в Европе фельдмаршал Монтгомери получил секретную директиву от Черчилля: «Тщательно собирать германское оружие и боевую технику и складывать ее, чтобы легко можно было снова раздать это вооружение германским частям, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось».
[854]
Еще идут тяжелые бои на берлинском направлении, а Черчилль записывает в своем дневнике программу дальнейших действий английского правительства на будущее: «Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира» и намечает меры по ее сдерживанию. Необходимо, пишет он, «немедленно создать новый фронт против ее стремительного продвижения», причем, «этот фронт в Европе должен уходить как можно дальше на восток». Влияние Британии и США, по мнению английского премьера, должны были обеспечить: взятие Берлина именно англо-американской армией, к чему следовало стремиться как к главной цели на заключительном этапе войны; освобождение Чехословакии американцами и вступление их войск в Прагу; управление Австрией западными державами, по крайней мере, на равной основе с Советским Союзом
[855]
. А буквально в день победы, пробираясь сквозь толпы ликующих лондонцев, Черчилль, по его собственному признанию, был обуреваем одним чувством — опасением за будущее: «В моих глазах советская угроза уже заменила собой нацистского врага».
[856]
Рурская группировка немцев 14 апреля была разрезана армиями союзников на две части и командующий окруженными войсками генерал-фельдмаршал Модель отдал приказ прекратить сопротивление, но вмешавшиеся в этот процесс карательные силы гестапо, по распоряжению Гиммлера, этот приказ отменили, а Моделя заставили, как и фельдмаршала Роммеля, покончить жизнь самоубийством. Западный фронт перестал существовать, но главные его силы были брошены на помощь Берлину.
Завершив уничтожение окруженной в Руре немецкой группировки, англо-американские войска основными силами продолжали наступление на восток и 11 апреля их передовые части вышли к Эльбе в районе Магдебурга, от которого до Берлина оставалось около 120 км. И У. Черчилль опять настойчиво просит президента США Ф. Рузвельта взять столицу Германии раньше русских. Эти пожелания не соответствовали возможностям англо-американских войск, о которых генерал Д. Эйзенхауэр доносил в Вашингтон: «…было бы глупо предпринимать немедленные действия против Берлина… Хотя верно то, что мы захватили небольшой плацдарм за Эльбой, однако следует помнить, что на эту реку вышли только передовые части; основные же силы находятся далеко позади».
[857]
Безупречная советская разведка, доискивающаяся до самых глубоких правительственных тайн западных стран, своевременно сообщила Сталину о тайных переговорах представителей нацистского режима с дипломатами и разведчиками США и Англии в Берне, способных взорвать согласие союзников на завершающем этапе разгрома Германии. 3 апреля глава советского государства, разуверившись в искренности англичан, утверждавших, что такие переговоры не ведутся, обратился с посланием к Рузвельту, в котором писал: «Мне непонятно… молчание англичан, которые предоставили Вам переписку по этому неприятному вопросу, а сами продолжают молчать, хотя известно, что инициатива во всей этой истории с переговорами в Берне принадлежит англичанам». Ставя так резко вопрос, Сталин давал понять, что, нарушая союзнические обязательства в Европе и идя на контакты с представителями Гитлера, Соединенные Штаты ставили под угрозу выполнение союзнических обязательств, взятых СССР в Ялте об участии в военных действиях против Японии. Ведь этого Рузвельт добивался от СССР с конца 1941 года.
Сталин достиг своей цели. США прервали переговоры с представителями немецкого военного командования, а 13 апреля в своем ответном послании Рузвельт благодарил Сталина за «искреннее пояснение советской точки зрения в отношении бернского инцидента, который, как сейчас представляется, поблек и отошел в прошлое, не принеся какой-либо пользы». Одновременно Рузвельт выражал надежду на то, что в будущем «не должно быть взаимного недоверия, и незначительные недоразумения такого характера не должны возникать». Он выражал уверенность, что «когда наши армии установят контакт в Германии и объединятся в полностью координированном наступлении, нацистские армии распадутся».
[858]
