Высший федеральный уровень судов: избираются федеральным парламентом.
Для России – это единственная подходящая модель судебной системы, дающая возможность освободиться от традиционного давления исполнительной власти и зависимости от нее. При этом Верховный Совет обеспечил отдельное (федеральное) финансирование судов, что являлось материальной основой независимости судей. В настоящее же время суды находятся практически почти в полной зависимости от федеральных и провинциальных органов исполнительной власти, возможно даже, в неменьшей мере, чем это было при партийно-советской власти. Президент, утверждая судей, подчинил их деятельность бюрократии, в результате отброшена, как ненужный хлам, концепция независимой судебной власти.
Резюме. Можно было бы изложить целый ряд других соображений в области возможной деятельности Кремля и Белого дома, которые непосредственно связаны с ожиданиями народа, выражающим ему поддержку. Важно понимание того, что обозначенные задачи – это минимум того, чего ждут от премьера и президента люди. С решением этих задач непосредственно связан относительно высокий рейтинг их личной поддержки населением. Это – все еще аванс, и, хотя мало что для них сделано, они продолжают верить...
Глава 7
Россия и мир, который ее окружает
Разоренное наследие
Владимиру Путину досталось тяжелое наследие в области международных отношений. За предыдущие 15 лет, включая и период стремительного сокращения роли СССР при Михаиле Горбачеве, а затем длительное время, когда ельцинисты заняли сознательно роль младшего партнера США (и, отчасти, Германии), позиции России в области международных отношений предельно сузились. Россия как бы «ушла» из сферы глобальной политики, проявляя безразличие даже при решении весьма важных вопросов мировой политики в рамках различных организаций и учреждений ООН, включая Совет Безопасности. Двусторонние межгосударственные отношения были также сведены к минимуму. И лишь сохранившийся в относительной целостности (в силу ряда специфических особенностей) ядерно-ракетный потенциал напоминал специалистам, что Россия остается в составе важных игроков на международной арене. И самое главное, за все годы ельцинского правления ни его аппарат, ни Козыревский МИД не разработали внешнюю политику страны, она ориентировалась всецело на сигналы из Вашингтона.
Попытки министра иностранных дел Евгения Примакова (после Козырева) в какой-то мере активизировать международную деятельность России не могли быть особенно успешными как в силу его недолгого пребывания на этом посту, так и потому, что «старший партнер», США, этого не желали (они уже привыкли при Козыреве рассматривать российский МИД как филиал госдепартамента). Им, к примеру, не понравилось то, что Примаков развернулся в воздухе и прервал свой полет в Штаты, когда узнал, что натовские самолеты бомбят Белград, в то время как Примаков как раз собирался убедить американцев не делать этого. Поэтому они были очень недовольны им и как премьером, независимо от того, какой курс он проводил на этом посту. Хотя он был осторожен и стремился к сотрудничеству с США. Это не помогало, американцы полагали, что он слишком самостоятельный (создал, например, коалиционное правительство, пригласив в него коммунистов-специалистов). Да, этот политик был чрезмерно самостоятельным, хотя это не бросалось в глаза; Примаков предпочитал спокойный, уравновешенный стиль, пытался всячески не раздражать Ельцина. На посту премьера он оказался обреченным не в силу каких-то интриг Березовского (хотя и они тоже играли против него), а потому, что США не хотели терять «свою», ельцинскую Россию. Опасность, считали они, исходит от Примакова. А когда его партия вместе с Лужковым, казалось, может выиграть федеральные выборы, было принято решение – убрать Примакова, как в своре время – убрать верховного законодателя. Их пугала возможность того, что он станет президентом – тогда точно США «потеряли» бы Россию.
Многолетнее хозяйничанье пустого Андрея Козырева, которым фактически как своим подчиненным руководили высокопоставленные американские дипломаты, привело буквально к кризису дипломатический корпус, их главные подразделения, интеллектуальную базу российской дипломатии, кадровую политику.
Известно, дипломатия, как специфическая отрасль государственного управления, является и наукой, и искусством, и поэтому люди, занятые в этой сфере, как правило, имеют специальную подготовку, во многих случаях обладают обширными гуманитарными знаниями. В этом коренное отличие дипломатии от политики, которая повсюду выступает своеобразным «проходным двором» не только для людей талантливых, пробивающих самостоятельно «путь наверх», но и откровенных авантюристов, людей бездарных, которых продвигают не способности и желание служить Отечеству, а эгоистический карьеризм, всецело направленный на обеспечение личного интереса.
Политика и дипломатия – это нечто типа сообщающихся общественных сосудов – дипломатия слаба и бедна там, где ущербна государственная политика. В 90-е гг., в самые сложные времена становления российской государственности, российская дипломатия, благодаря министру Андрею Козыреву, вообще перестала существовать – она, с одной стороны, как бы «растворилась» в бездарной кремлевской политике того периода, а с другой – заняла подчиненное положение по отношению к Западу, особенно в отношениях с американским госдепом. Сложнейшие теоретико-методологические вопросы дипломатии, поставленные самим трагическим исходом судьбы СССР, в том числе идентификация интересов новой России в сфере международных отношений мало интересовали «дипломатию Козырева». Полное и безоговорочное подчинение новой российской дипломатии западным державам – это было альфой и омегой ельцинско-козыревской внешней политики.
Помнится, в начале 1992 г. я был приглашен на конференцию, организованную Академией руководящих работников при президенте и МИД России, – с просьбой организаторов выступить с докладом, посвященном анализу новой политической обстановки в мире и роли России в этом мире. Такой доклад я сделал, в котором выразил мнение, что с распадом СССР закончилась эпоха глобального доминирования двух супердержав и началась эра американского господства, соответственно, необходимо полное переосмысление общей геополитической ситуации, на этой базе – определение роли и места России в современном мире с позиций ее национально-государственных интересов. При этом была выражена мысль о «вредности» идеи «бесконфликтности» отношений России с центрами силы, усиленно пропагандирующаяся в среде правящей бюрократии, которая основывалась на том предположении, что «возращение» России к «капиталистическим ценностям» якобы снимает «идеологические (системные) противоречия» и сближает Россию с Западом. Я напомнил, что любое государство имеет свои собственные (органические) интересы, формирующиеся с глубокой древности, со времени появления первого государства, и эти интересы «не исчезают» никогда, независимо от того, какие революции и контрреволюции ни происходили бы на территории этого государства. Россия, не являясь супердержавой, должна стать мощной региональной державой, способной обеспечить свои интересы, и доминировать прежде всего на пространстве бывшего СНГ. Позже, уже в тюрьме Лефортово, работая над фундаментальным исследованием «Мировая экономика» (изд. в 1994 г.), я выдвинул концепцию «четырех колец» в политико-дипломатической сфере России – с точки зрения «ранжирования» ее интересов.
