Другая сторона драматического события 11 сентября — это завершение десятилетней эпохи абсолютного доминирования США и конец так называемого однополярного мира. Политологи и сегодня продолжают вести дискуссии по вопросу о том, следует ли считать «правильным» или «неправильным» признание США единой супердержавой и «справедлив» ли «однополюсный» мир? Вопрос же в реальности находится в другой плоскости: во-первых, то обстоятельство, что США — единственная в мире супердержава — это реальность, не зависящая ни от чьих суждений и, соответственно, обладающая огромным влиянием в мире. Во-вторых, это огромное влияние не настолько тотальное, чтобы заставить Мир действовать по ее, супердержавы, правилам, — было наглядно показано 11 сентября. Кажущееся 10-летие абсолютного могущества США и однополюсный мир «по-американски» были похоронены под обломками башен-близнецов Международного торгового центра 11 сентября. Ошибка американского руководства, начавшего войну в Ираке, заключалась не просто в том, что оно «не предусмотрело» в военном отношении возможные осложнения, а прежде всего в том, что оно находилось в плену сознания своего абсолютного превосходства над всем Миром, который — но мнению руководящих кругов США — был принципиально готов «признать» безоговорочное американское доминирование. Но это было абсолютно ошибочное суждение, что и подтвердилось последующим ходом событий в мире.
Падение с этого иллюзорного величия произошло не только через обозначившееся военное поражение в Ираке, не говоря уже об Афганистане, но и в новых социально-политических процессах в Латинской Америке, выразившихся, в частности, в форме «поведения» венесуэльского президента Уго Чавеса, перед которым США оказываются бессильными. И этот последний фактор — бессилие американской силы — более значимый в исторической перспективе, чем возможное военное поражение на Ближнем Востоке или прогнозируемое нападение на Иран, что также не сулит победы Америке.
Современный мир кристаллизуется на новые центры притяжения, в котором действуют как традиционные центры (ЕС и США), так и формирующиеся новые — Восточная Азия, Ближний и Средний Восток, Латинская Америка. Что касается Китая и Индии — это особые цивилизации. Они, как и другие страны региона — Пакистан, Иран, Египет, не будут следовать в фарватере американской или европейской политики. Возможно, некоторые правящие элиты этих стран желали бы этого, но динамизм внутренних общественных процессов в них достиг такого накала в антизападном ключе, что это становится просто невозможным. Китай сегодня стремительно занимает место СССР, как вторая супердержава, причем все еще социалистическая. Если учесть, что эта страна с 1,5 млрд населения, — смешными представляются идейки о том, что «социализм мертв». Социализм олицетворялся не с Кубой и Северной Кореей — как потешаются псевдополитологи России, а с Китаем.
«Вакуумным» с таких позиций остается весь регион бывшего СССР, где Россия упускает шанс стать серьезным региональным центром силы, затеяв неперспективную борьбу с рядом новых государств и конфронтацию с Западом, бремя тяжести которой она не в состоянии выдержать. Похоже, что правящие круги России отказались от интеграции в рамках СНГ, выдвинув неопределенные цели (за неимением таковых). Эта «неопределенность» присутствует, к примеру, в нефтегазовой войне Кремля, в которой остаются непонятными ее мотивы — если не иметь в виду слишком примитивное давление для достижения несущественных целей. Обывательское сознание обычно видит за действиями правителей что-то глубокое, таинственное и сакральное. На самом деле часто оказывается, что там «ничего нет» — кроме реакции на какие-то словесные выражения одного «большого человека» на слова другого «большого человека». С такого рода ситуациями российское общество сталкивается все чаще.
В свете последнего мирового финансового кризиса маятник экономического роста качнулся в сторону Европейского союза. Он может мощно «подпереть» экономику США, не позволить ей войти в депрессию.
Вряд ли может стать серьезным региональным центром политической силы Япония, хотя она и сохраняет позиции второй промышленной державы мира. Существенным ограничителем здесь выступает естественный фактор — островной характер этой страны. Возможно, в будущем следует ожидать возникновения некоего Восточно-азиатского сообщества с тремя центрами (Токио — Пекин — Сеул), о котором в регионе поговаривают уже сравнительно давно. Но контрсилой США и ЕС этот регион не будет. В то же время очевидно, что существующие центры мировой политической силы быстро эволюционируют в наступлении новой мировой политической конфигурации, и становление последней, скорее всего, будет сопровождаться серьезными конфликтами в самых разных регионах мира. Это, несомненно, тоже реальное следствие крушения мирового равновесия после исчезновения СССР.
Международные отношения в контексте «растворения» мирового социализма — 90-е гг.
90-е гг. XX столетия рассматриваются новейшей экономической историей как один из наиболее успешных периодов развития мировой экономики. При этом не принимаются в расчет все трагические издержки умиравшего от псевдореформ множества стран бывшего СССР, включая Россию, ужасающий экономический упадок большой группы развивающихся государств, новый виток роста внешней задолженности в ряде регионов мира, в частности всего Латиноамериканского континента и стран Африки, — на фоне сильнейшей депрессии в этих регионах. Речь в международных исследованиях ведется почти исключительно о ситуации в «великой триаде» (США — ЕС — Япония), всячески восхваляя их экономические достижения и «институциональный» прогресс.
Но даже из этой общей оценки мировой экономической ситуации 90-х состояние отдельных развитых стран было весьма контрастным. Особенно трудной оказалась судьба многих стран мира в начале 90-х гг., когда все центры «великой триады» (США — ЕС — Япония) одновременно оказались в условиях сильнейшей депрессии. Падение СССР, таким образом, совпало с низшей точкой падения мирового экономического цикла. Отметим, что низшая фаза падения факторов производства длилась примерно два года, с 1991–1992 гг. (в Западной Европе) до начала 1993 г. (в США). Затем началась эпоха длительного и устойчивого экономического роста в США и Западной Европе (при сохранении депрессии в Японии). И никакого отношения этот рост к конкретным действиям правительства США (Клинтона) не имел. Таким образом, недавние трудности и кризисы 90-х остались в прошлом. Но уже к началу нового, XXI столетия американская экономика, завершив фазу циклического подъема, оказалась в новом, мощном кризисе. Он был частично решен военно-политическими средствами — вторжением в Ирак.
Однако следует вернуться к этому недавнему прошлому — и даже несколько назад — в эпоху 80-х гг., поскольку в нем лежат события, наложившие свой сильнейший отпечаток на современную политико-экономическую ситуацию. Известно, что любая национальная экономика развивается в соответствии с динамикой мирового цикла, понижательная тенденция которой пришлась на вторую половину 80-х гг. В начало 90-х гг. XX века США вступили, уже пораженные тяжелым экономическим кризисом, начавшимся в конце правления президентства Рональда Рейгана. И все президентство Дж. Буша-старшего совпало с кризисным периодом для американской экономики. Мощный циклический спад был усилен огромными военными программами правительства Рейгана, объявившего СССР «империей зла» и взявшего курс на достижение очевидного военно-политического превосходства над СССР.
