После этого Крючков стал интересоваться, куда мог поехать Ельцин после прибытия из Алма-Аты. Кто-то из присутствующих сообщил, что Ельцина встретил Хасбулатов и они оба, в машине Ельцина, поехали в Архангельское. Крючков приказал генералу Карпухину выехать в район поселка Архангельское и определить обстановку. При этом была поставлена конкретная задача: выяснить возможности «доставки» Ельцина и Хасбулатова для «разговора» с членами ГКЧП в… Завидово, подмосковное охотничье хозяйство генеральных секретарей ЦК КПСС! Это — на границе Московской и Тверской областей, в 4 часах езды от Москвы. Странные фантазии возникали порою в голове главного чекиста.
Карпухин выехал исполнять приказ своего босса. Примерно в 5 часов утра он по телефону доложил Агееву, что никаких «оперативных мероприятий» в Архангельском производить нецелесообразно, поскольку «Ельцина сильно охраняют»; можно «взять Хасбулатова» — его «не охраняют», но без Ельцина — это не имеет смысла…
В 6 часов утра по радио и ТВ стали непрерывно передавать официальные сообщения о переходе всей полноты власти в СССР к ГКЧП по главе с и.о. Президента СССР Г.И. Янаевым, вперемежку с фрагментами из балета Чайковского «Лебединое озеро».
Один штрих к вопросу об интернировании
Первоначально вопросом задержания и интернирования защитников Белого дома должен был заниматься При-луков, по поручению Крючкова. Этот вопрос в самой общей форме поднимался 18-го вечером на совещании заговорщиков. Крючков сообщил о необходимости интернирования 17 человек, прежде всего Ельцина и Хасбулатова, которых после «задержания» надо отвезти в охотничье хозяйство Завидово — «для переговоров».
Павлов воскликнул: «Тысячу надо!..» Более конкретно этот вопрос обсуждался, когда 19-го утром стало известно, что Хасбулатов провел заседание Президиума Верховного Совета с повесткой о созыве Чрезвычайной сессии Верховного Совета России в связи с государственным переворотом, организованным ГКЧП, и подписанием тремя руководителями России Обращения к народу с квалификацией ГКЧП как преступной организации, узурпировавшей власть в СССР и отстранившей президента Горбачева от его должности.
На этом совещании Агеев доложил также вопрос об организации содержания «задержанных». Это было поручено Прилукову Крючковым еще утром 19-го. Тогда Прилуков вместе с Жардецким «согласовал этот вопрос» с Грачевым. Грачев сообщил, что местом содержания «задержанных» определен фильтрационный лагерь в районе Медвежьих озер (расположение воинской части под Москвой). Генерал с готовностью согласился помогать чекистам, услышав фамилию «Уражцев», заметив, что тот «здорово насаждает ВДВ». Задержанным позже почему-то оказался союзный депутат Тельман Гдлян («великий» борец со взяточничеством в Средней Азии, бездоказательно обвинявший в том же самом члена Политбюро Егора Кузьмича и никак не желающий представить эти свои «доказательства». Их, видимо, попросту не было, а еще раз «прославиться» очень хотелось). Тогда же был задержан российский депутат Виталий Уражцев (руководитель организации офицеров «Щит»), но обоих вскоре отпустили.
Однако готовились к предстоящим репрессиям в КГБ основательно. В 4 часа утра 19 авіуста дежурному по Управлению-3 позвонил заместитель председателя КГБ Лебедев. Он дал команду к 6 утра вызвать на работу начальника управления Виталия Воротникова и его заместителей — Ивана Федосеева и Игоря Перфильева. Остальных приказал вызвать к 7 утра. А накануне была дана команда составить списки оперативной группы, которая будет использована в чрезвычайной ситуации. Ее возглавил Александр Мороз, один из заместителей начальника Управления.
Параллельно с этой группой создавалось аналогичное подразделение и в 3-м Главном управлении (военная контрразведка и «обслуживание» милиции) адмирала Жардецкого. Это практически были группы интернирования.
Эти группы вооружались, всем сотрудникам были выданы командировочные удостоверения без указания места следования. Вечером их погрузили в автобусы и увезли в неизвестном направлении. Часть из них оказалась в Вильнюсе и Риге. Переворот, как выяснилось, планировалось осуществить и в Прибалтике, но введены «в действие» они не были, поскольку в Москве «дело» провалилось: возвращались позже окольными путями через Витебск. Еще одна группа по интернированию под руководством Добровольского опечатывала типографию и радиостанцию. По Москве этой операцией должен был руководить Прилуков.
Лукьянов
18-го утром, в Кремле, в кабинет Янаева вошел Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Иванович Лукьянов. Это было, отметим, его первое появление среди заговорщиков. Анатолий Иванович был сдержан, скуп на слова, никак не проявлял желания «что-то делать», возможно, он сомневался в благоприятном исходе всего этого «предприятия», затеянного Крючковым и поддержанного премьером Павловым.
Лукьянов — юрист до мозга костей и, как мне представляется, был одним из лучших специалистов — государствоведов в СССР. Он, безусловно, превосходил интеллектуально всех этих бездарных участников ГКЧП и, кажется, внутренне презирал их. Еще со студенческих времен в МГУ он и Горбачев были друзьями, их дружба не прерывалась — оба занимали видные должности в советско-партийной иерархии в течение десятилетий. Но в отличие от Горбачева Лукьянов работал в высших органах государственной власти — в аппарате Верховного Совета СССР, обеспечивая законодательный процесс, в то время как Горбачев делал партийную карьеру. Когда Горбачев был избран Президентом СССР, он «передал» свою должность Председателя Верховного Совета СССР Лукьянову.
Занимая два самых выдающихся поста в системе власти в СССР в период грандиозных перемен, пионером которых был Горбачев, они в последний период все чаще ссорились, но не переносили свои разногласия на публику. Ссоры эти возникали постепенно и расширялись по большому кругу вопросов. Коротко говоря, они сводились к тому, что Лукьянов выступал не против политики Горбачева — он стремился осуществлять эту же политику более сдержанно, осторожно, постепенно, решая один вопрос за вторым, третьим и т. д. (несколько напоминая китайский путь) и достигая при этом на каждом этапе конкретного результата. Поддержав вначале идею Союзного договора — этого любимого детища Горбачева, похоже, Лукьянов раньше других осознал его гибельный для страны характер и стал очень осторожен в его оценках.
Но дело в том, что еще со сталинских времен в КПСС существовало непреложное табу на критику Генерального секретаря ЦК КПСС — он был непререкаемым авторитетом, лицом вне любой критики. Лукьянов, взращенный этой Системой, не мог себе позволить публичные высказывания, направленные против Генсека, хотя его должность Председателя Верховного Совета СССР обязывала его излагать свои взгляды открыто на сессиях парламента. Не был согласен Лукьянов и с тем, что Горбачев вел дело к полному вытеснению партии из политической жизни общества, — он считал эту линию Горбачева ошибочной. Вот эта двойственность угнетала этого, несомненно, способного человека… «Холодные отношения» между президентом и председателем достигли такого уровня, что, уходя в отпуск, Горбачев приказал Лукьянову «не появляться в Москве до его (Горбачева) возвращения в Кремль к 20 августа».
